Page 168 - Рассказы. Повести. Пьесы

— Но знаете, чего я рано или поздно добьюсь? — продолжает бывший сортировщик,
лукаво щуря глаза. — Я непременно получу шведскую Полярную Звезду. Орден такой, что
стоит похлопотать. Белый крест и черная лента. Это очень красиво.
Вероятно, нигде в другом месте так жизнь не однообразна, как во флигеле. Утром
больные, кроме паралитика и толстого мужика, умываются в сенях из большого ушата и
утираются фалдами халатов; после этого пьют из оловянных кружек чай, который приносит
из главного корпуса Никита. Каждому полагается по одной кружке. В полдень едят щи из
кислой капусты и кашу, вечером ужинают кашей, оставшеюся от обеда. В промежутках
лежат, спят, глядят в окна и ходят из угла в угол. И так каждый день. Даже бывший
сортировщик говорит всё об одних и тех же орденах.
Свежих людей редко видят в палате № 6. Новых помешанных доктор давно уже не
принимает, а любителей посещать сумасшедшие дома немного на этом свете. Раз в два
месяца бывает во флигеле Семен Лазарич, цырюльник. Как он стрижет сумасшедших и как
Никита помогает ему делать это, и в какое смятение приходят больные всякий раз при
появлении пьяного улыбающегося цырюльника, мы говорить не будем.
Кроме цырюльника никто не заглядывает во флигель. Больные осуждены видеть изо
дня в день одного только Никиту.
Впрочем, недавно по больничному корпусу разнесся довольно странный слух.
Распустили слух, что палату № 6 будто бы стал посещать доктор.

V

Странный слух!
Доктор Андрей Ефимыч Рагин — замечательный человек в своем роде. Говорят, что в
ранней молодости он был очень набожен и готовил себя к духовной карьере, и что, кончив в
1863 году курс в гимназии, он намеревался поступить в духовную академию, но будто бы его
отец, доктор медицины и хирург, едко посмеялся над ним и заявил категорически, что не
будет считать его своим сыном, если он пойдет в попы. Насколько это верно — не знаю, но
сам Андрей Ефимыч не раз признавался, что он никогда не чувствовал призвания к медицине
и вообще к специальным наукам.
Как бы то ни было, кончив курс по медицинскому факультету, он в священники не
постригся. Набожности он не проявлял и на духовную особу в начале своей врачебной
карьеры походил так же мало, как теперь.
Наружность у него тяжелая, грубая, мужицкая; своим лицом, бородой, плоскими
волосами и крепким, неуклюжим сложением напоминает он трактирщика на большой
дороге, разъевшегося, невоздержного и крутого. Лицо суровое, покрыто синими жилками,
глаза маленькие, нос красный. При высоком росте и широких плечах у него громадные руки
и ноги; кажется, хватит кулаком — дух вон. Но поступь у него тихая и походка осторожная,
вкрадчивая; при встрече в узком коридоре он всегда первый останавливается, чтобы дать
дорогу, и не басом, как ждешь, а тонким, мягким тенорком говорит: «виноват!» У него на
шее небольшая опухоль, которая мешает ему носить жесткие крахмальные воротнички, и
потому он всегда ходит в мягкой полотняной или ситцевой сорочке. Вообще, одевается он не
по-докторски. Одну и ту же пару он таскает лет по десяти, а новая одежа, которую он
обыкновенно покупает в жидовской лавке, кажется на нем такою же поношенною и
помятою, как старая; в одном и том же сюртуке он и больных принимает, и обедает, и в
гости ходит; но это не из скупости, а от полного невнимания к своей наружности.
Когда Андрей Ефимыч приехал в город, чтобы принять должность, «богоугодное
заведение» находилось в ужасном состоянии. В палатах, коридорах и в больничном дворе
тяжело было дышать от смрада. Больничные мужики, сиделки и их дети спали в палатах
вместе с больными. Жаловались, что житья нет от тараканов, клопов и мышей. В
хирургическом отделении не переводилась рожа. На всю больницу было только два
скальпеля и ни одного термометра, в ваннах держали картофель. Смотритель, кастелянша и