Page 170 - Рассказы. Повести. Пьесы
P. 170
ведут человека к совершенству, и, во-вторых, если человечество в самом деле научится
облегчать свои страдания пилюлями и каплями, то оно совершенно забросит религию и
философию, в которых до сих пор находило не только защиту от всяких бед, но даже
счастие. Пушкин перед смертью испытывал страшные мучения, бедняжка Гейне несколько
лет лежал в параличе; почему же не поболеть какому-нибудь Андрею Ефимычу или Матрене
Савишне, жизнь которых бессодержательна и была бы совершенно пуста и похожа на жизнь
амёбы, если бы не страдания?
Подавляемый такими рассуждениями, Андрей Ефимыч опустил руки и стал ходить в
больницу не каждый день.
VI
Жизнь его проходит так. Обыкновенно он встает утром часов в восемь, одевается и
пьет чай. Потом садится у себя в кабинете читать или идет в больницу. Здесь, в больнице, в
узком темном коридорчике сидят амбулаторные больные, ожидающие приемки. Мимо них,
стуча сапогами по кирпичному полу, бегают мужики и сиделки, проходят тощие больные в
халатах, проносят мертвецов и посуду с нечистотами, плачут дети, дует сквозной ветер.
Андрей Ефимыч знает, что для лихорадящих, чахоточных и вообще впечатлительных
больных такая обстановка мучительна, но что поделаешь? В приемной встречает его
фельдшер Сергей Сергеич, маленький, толстый человек с бритым, чисто вымытым, пухлым
лицом, с мягкими плавными манерами и в новом просторном костюме, похожий больше на
сенатора, чем на фельдшера. В городе он имеет громадную практику, носит белый галстук и
считает себя более сведущим, чем доктор, который совсем не имеет практики. В углу, в
приемной, стоит большой образ в киоте, с тяжелою лампадой, возле — ставник в белом
чехле; на стенах висят портреты архиереев, вид Святогорского монастыря и венки из сухих
васильков. Сергей Сергеич религиозен и любит благолепие. Образ поставлен его
иждивением; по воскресеньям в приемной кто-нибудь из больных, по его приказанию, читает
вслух акафист, а после чтения сам Сергей Сергеич обходит все палаты с кадильницей и
кадит в них ладаном.
Больных много, а времени мало, и потому дело ограничивается одним только коротким
опросом и выдачей какого-нибудь лекарства, вроде летучей мази или касторки. Андрей
Ефимыч сидит, подперев щеку кулаком, задумавшись, и машинально задает вопросы. Сергей
Сергеич тоже сидит, потирает свои ручки и изредка вмешивается.
— Болеем и нужду терпим оттого, — говорит он, — что господу милосердному плохо
молимся. Да!
Во время приемки Андрей Ефимыч не делает никаких операций; он давно уже отвык от
них и вид крови его неприятно волнует. Когда ему приходится раскрывать ребенку рот,
чтобы заглянуть в горло, а ребенок кричит и защищается ручонками, то от шума в ушах у
него кружится голова и выступают слезы на глазах. Он торопится прописать лекарство и
машет руками, чтобы баба поскорее унесла ребенка.
На приемке скоро ему прискучают робость больных и их бестолковость, близость
благолепного Сергея Сергеича, портреты на стенах и свои собственные вопросы, которые он
задает неизменно уже более двадцати лет. И он уходит, приняв пять-шесть больных.
Остальных без него принимает фельдшер.
С приятною мыслью, что, слава богу, частной практики у него давно уже нет и что ему
никто не помешает, Андрей Ефимыч, придя домой, немедленно садится в кабинете за стол и
начинает читать. Читает он очень много и всегда с большим удовольствием. Половина
жалованья уходит у него на покупку книг, и из шести комнат его квартиры три завалены
книгами и старыми журналами. Больше всего он любит сочинения по истории и философии;
по медицине же выписывает одного только «Врача», которого всегда начинает читать с
конца. Чтение всякий раз продолжается без перерыва по нескольку часов и его не утомляет.
Читает он не так быстро и порывисто, как когда-то читал Иван Дмитрич, а медленно, с