Page 173 - Рассказы. Повести. Пьесы

как в глупости есть все-таки сознание и воля, в процессах же ровно ничего. Только трус, у
которого больше страха перед смертью, чем достоинства, может утешать себя тем, что тело
его будет со временем жить в траве, в камне, в жабе… Видеть свое бессмертие в обмене
веществ так же странно, как пророчить блестящую будущность футляру после того, как
разбилась и стала негодною дорогая скрипка.
Когда бьют часы, Андрей Ефимыч откидывается на спинку кресла и закрывает глаза,
чтобы немножко подумать. И невзначай, под влиянием хороших мыслей, вычитанных из
книги, он бросает взгляд на свое прошедшее и на настоящее. Прошлое противно, лучше не
вспоминать о нем. А в настоящем то же, что в прошлом. Он знает, что в то время, когда его
мысли носятся вместе с охлажденною землей вокруг солнца, рядом с докторской квартирой,
в большом корпусе томятся люди в болезнях и физической нечистоте; быть может,
кто-нибудь не спит и воюет с насекомыми, кто-нибудь заражается рожей или стонет от туго
положенной повязки; быть может, больные играют в карты с сиделками и пьют водку. В
отчетном году было обмануто 12 000 человек; всё больничное дело, как и 20 лет назад,
построено на воровстве, дрязгах, сплетнях, кумовстве, на грубом шарлатанстве, и больница
по-прежнему представляет из себя учреждение безнравственное и в высшей степени вредное
для здоровья жителей. Он знает, что в палате № 6, за решетками Никита колотит больных и
что Мойсейка каждый день ходит по городу и собирает милостыню.
С другой же стороны, ему отлично известно, что за последние 25 лет с медициной
произошла сказочная перемена. Когда он учился в университете, ему казалось, что медицину
скоро постигнет участь алхимии и метафизики, теперь же, когда он читает по ночам,
медицина трогает его и возбуждает в нем удивление и даже восторг. В самом деле, какой
неожиданный блеск, какая революция! Благодаря антисептике, делают операции, какие
великий Пирогов считал невозможными даже in spe 34 . Обыкновенные земские врачи
решаются производить резекцию коленного сустава, на сто чревосечений один только
смертный случай, а каменная болезнь считается таким пустяком, что о ней даже не пишут.
Радикально излечивается сифилис. А теория наследственности, гипнотизм, открытия
Пастера и Коха 35 , гигиена со статистикой, а наша русская земская медицина? Психиатрия с
ее теперешнею классификацией болезней, методами распознавания и лечения — это в
сравнении с тем, что было, целый Эльборус. Теперь помешанным не льют на голову
холодную воду и не надевают на них горячечных рубах; их содержат по-человечески и даже,
как пишут в газетах, устраивают для них спектакли и балы. Андрей Ефимыч знает, что при
теперешних взглядах и вкусах такая мерзость, как палата № 6, возможна разве только в
двухстах верстах от железной дороги, в городке, где городской голова и все гласные —
полуграмотные мещане, видящие во враче жреца, которому нужно верить без всякой
критики, хотя бы он вливал в рот расплавленное олово; в другом же месте публика и газеты
давно бы уже расхватали в клочья эту маленькую Бастилию.
«Но что же? — спрашивает себя Андрей Ефимыч, открывая глаза. — Что же из этого?
И антисептика, и Кох, и Пастер, а сущность дела нисколько не изменилась. Болезненность и
смертность всё те же. Сумасшедшим устраивают балы и спектакли, а на волю их все-таки не
выпускают. Значит, всё вздор и суета, и разницы между лучшею венскою клиникой и моею
больницей, в сущности, нет никакой».
Но скорбь и чувство, похожее на зависть, мешают ему быть равнодушным. Это, должно
быть, от утомления. Тяжелая голова склоняется к книге, он кладет под лицо руки, чтобы
мягче было, и думает:

34 в будущем (лат.).

35 Пастер Луи (1822–1895) — французский бактериолог, основатель современной микробиологии и учения о
заразных болезнях.
Кох Роберт (1843–1910) — немецкий бактериолог. Открыл бациллы туберкулеза, холеры, сибирской язвы.