Page 185 - Рассказы. Повести. Пьесы

— Я не о том спрашиваю, — проговорил в смущении Михаил Аверьяныч, не поняв
доктора. — Я спрашиваю, какие у вас средства вообще?
— Я же и говорю вам: восемьдесят шесть рублей. Больше у меня ничего нет.
Михаил Аверьяныч считал доктора честным и благородным человеком, но все-таки
подозревал, что у него есть капитал, по крайней мере, тысяч в двадцать. Теперь же, узнав,
что Андрей Ефимыч нищий, что ему нечем жить, он почему-то вдруг заплакал и обнял
своего друга.

XV

Андрей Ефимыч жил в трехоконном домике мещанки Беловой. В этом домике было
только три компасы, не считая кухни. Две из них, с окнами на улицу, занимал доктор, а в
третьей и в кухне жили Дарьюшка и мещанка с тремя детьми. Иногда к хозяйке приходил
ночевать любовник, пьяный мужик, бушевавший по ночам и наводивший на детей и на
Дарьюшку ужас. Когда он при ходил и, усевшись на кухне, начинал требовать водки всем
становилось очень тесно, и доктор из жалости брал к себе плачущих детей, укладывал их у
себя на полу, и это доставляло ему большое удовольствие.
Вставал он по-прежнему в восемь часов и после чаю садился читать свои старые книги
и журналы. На новые у него уже не было денег. Оттого ли, что книги были старые, или, быть
может, от перемены обстановки, чтение уже не захватывало его глубоко и утомляло. Чтобы
не проводить времени в праздности, он составлял подробный каталог своим книгам и
приклеивал к их корешкам билетики, и эта механическая, кропотливая работа казалась ему
интереснее, чем чтение. Однообразная кропотливая работа каким-то непонятным образом
убаюкивала его мысли, он ни о чем не думал, и время проходило быстро. Даже сидеть в
кухне и чистить с Дарьюшкой картофель или выбирать сор из гречневой крупы ему казалось
интересно. По субботам и воскресеньям он ходил в церковь. Стоя около стены и зажмурив
глаза, он слушал пение и думал об отце, о матери, об уннверситете, о религиях; ему было
покойно, грустно, и потом, уходя из церкви, он жалел, что служба так скоро кончилась.
Он два раза ходил в больницу к Ивану Дмитричу, чтобы поговорить с ним. Но в оба
раза Иван Дмитрич был необыкновенно возбужден и зол; он просил оставить его в покое, так
как ему давно уже надоела пустая болтовня, и говорил, что у проклятых подлых люден он за
все страдания просит только одной награды — одиночного заключения. Неужели даже в
этом ему отказывают? Когда Андрей Ефимыч прощался с ним в оба раза и желал покойной
ночи, то он огрызался и говорил:
— К черту!
И Андрей Ефимыч не знал теперь, пойти ему в третий раз или нет. А пойти хотелось.
Прежде в послеобеденное время Андрей Ефимыч ходил по комнатам и думал, теперь
же он от обеда до вечернего чая лежал на диване лицом к стенке и предавался мелочным
мыслям, которых никак не мог побороть. Ему было обидно, что за его больше чем
двадцатилетнюю службу ему не дали ни пенсии, ни единовременного пособия. Правда, он
служил не честно, но ведь пенсию получают все служащие без различия, честны они или нет.
Современная справедливость и заключается именно в том, что чинами, орденами и пенсиями
награждаются не нравственные качества и способности, а вообще служба, какая бы она ни
была. Почему же он один должен составлять исключение? Денег у него совсем не было. Ему
было стыдно проходить мимо лавочки и глядеть на хозяйку. За пиво должны уже тридцать
два рубля. Мещанке Беловой тоже должны. Дарьюшка потихоньку продает старые платья и
книги и лжет хозяйке, что скоро доктор получит очень много денег.
Он сердился на себя за то, что истратил на путешествие тысячу рублей, которая у него
была скоплена. Как бы теперь пригодилась эта тысяча! Ему было досадно, что его не
оставляют в покое люди. Хоботов считал своим долгом изредка навещать больного коллегу.
Все было в нем противно Андрею Ефимычу: и сытое лицо, и дурной, снисходительный той,
и слово «коллега», и высокие сапоги; самое же противное было то, что он считал своею