Page 105 - Лабиринт

Тот прикрыл глаза, переводя дыхание. Горилла уменьшилась, снова становилась
малюсенькой. «Прочь!» — рыкнул на нее Толик, думая, что маленькую прогнать будет
проще. Но она и не подумала исчезать. Просто сжалась в точку и свернулась в клубок.
Заснула.
«Вот гадость! — подумал про себя Толик. — Вот мерзость!» Но Темка глядел на него
вопросительно, и нужно было что-то отвечать.
— Да ну! — сказал он. — Так! Мура!
Действительно, какая это мура! Никогда и никому не завидовал Толик, а тут
позавидовал, да и кому — закадычному дружку, Темке! Темке и так живется несладко!
Похуже, чем ему. А тут стало только налаживаться — и нате! Позавидовал первый же друг!
Темка пристально вглядывался в Толика, будто слушал его тайные мысли, а потом
сказал погрустнев:
— Ты не бойся! — сказал он. — Аппарат этот твой. Я его от Петра Ивановича не
возьму, уговор дороже денег… — Он промолчал, а Толик даже рот приоткрыл от удивления:
как это Темка понял? — Ты знаешь, — задумчиво проговорил Темка, — я будто сплю, сплю
все время… Есть такая болезнь — летаргия. Человек засыпает и может много лет подряд
проспать… Вот будто и я сплю и не могу очнуться. Проснусь — и все дальше пойдет по-
старому.
Толик медленно покрывался красными пятнами. Маленькая горилла исчезла в нем,
испарилась. Остался лишь стыд — жуткий, неповторимый стыд перед Темкой. Как могла
появиться эта горилла, как он мог подумать такое!..
Толик вздрогнул: точно! Это точно! Это в нем проснулась бабкина кровь. Ведь он внук
этой скряги, этой жадины, которая из-за жадности раскрошила всю семью, словно ломоть
хлеба. И эта жадность теперь вдруг проснулась в нем!
Он сидел красный как рак и вдруг вскочил с табуретки и выбежал на улицу. Как стыдно
ему было!..
Возле больницы носом к носу Толик столкнулся с отцом и мамой. В руках у отца была
большая картонная коробка.
Толик стоял возле них, пораженный, не зная, что делать: то ли пройти мимо, то ли
обрадоваться, раз отец и мама стоят и разговаривают. Раньше бы он обрадовался, конечно,
что тут говорить, но сейчас он не знал, как быть, потому что голова его была забита совсем
не этим, а Темкой, фотоаппаратом. А главное — собой.
Нет, лучше утопиться или забраться на крышу и броситься сверху вниз головой, чем
быть похожим на бабку. Это ужасно, если у него бабкина кровь! Правда, сейчас все
успокоилось, горилла исчезла, оставался лишь стыд перед Темкой. Но кто знает, вдруг
горилла появится снова? В другой день, из-за других случаев и людей? Вдруг она будет
просыпаться часто — это же кошмар! Он, Толик, исчезнет, а командовать им станет такая
вот обезьяна. Хоть и человекоподобная, но не человек.
Расстроенный Толик не заметил, что отец и мама совсем не взволнованы встречей.
«Мама, — вспомнил Толик, — интересуется Темкиным здоровьем. Вот она и пришла
узнать, как и что. И увидела отца. Что особенного?..»
— Я проявил пленку, — сказал отец Толику. — Сейчас будем печатать.
— Прямо в палате? — удивилась мама, будто она уже знала про все — и про
фотоаппарат, и про то, как они снимали сегодня.
— Прямо в палате! — улыбнулся отец. — Николая Ивановича помнишь? Так он тут
главврачом. Разрешит!
— Ну идите! — ответила спокойно мама. — Счастливо!
Она повернулась и не спеша пошла по улице. Толик вздохнул, постепенно приходя в
себя, и они отправились к Темке.
— Ничего! — сказал ему отец, обняв за плечо. — Скоро всему конец.
Толик подумал, освобожденно вздыхая, что правда, скоро всему конец, скоро уж,
совсем скоро выпишут Темку из больницы.