Page 106 - Лабиринт

Но оказалось, они не поняли друг друга.
Совсем не поняли.
Выяснилось это позже, а пока отец отворил дверь в Темкину палату и стал вынимать из
коробки увеличитель, пластмассовые ванночки, красный фонарь.
Он хлопотал, а Темка глядел на Толика удивленными глазами, видно, не понимая,
отчего он убежал. Но едва они устроились поудобнее и кинули в ванночку первый листок
бумаги, Темка все забыл. Глаза у него яростно засветились при красном таинственном свете,
он подмигнул Толику и шепнул ему в самое ухо:
— У тебя законный отец!
Толик легко вздохнул, снова радуясь за Темку и за отца, увидел, как, словно по
велению волшебника, в ванночке под красным фонарем на белом листе бумаги
прорисовывается он сам — все ярче и четче: распахнутая рубашка в клеточку, рот до ушей,
брови вразлет и точечки глаз.
Толик смотрел сам на себя, прислонившегося к косяку возле дверей в Темкиной палате,
и поражался чуду остановленного времени.
Толик принес этот снимок домой еще мокрым, свернув трубочкой. А наутро, когда
бумага просохла, мама приколола карточку кнопкой к стене. Повесила в тот угол, где
бабкина икона висела, только пониже.
— Ну вот, — сказала смеясь. — Теперь ты наш бог!
— Чей это ваш? — усмехнулся Толик, поглядывая на смурную бабку.
Возьмет еще да в знак протеста порвет карточку. А ведь жалко, все-таки первый
настоящий снимок. Не такой, когда перед фотоаппаратом окаменевший сидишь и фотограф
тебе, словно маленькому, обещает: «Гляди сюда, сейчас птичка выскочит», — а
человеческий, какие у взрослых бывают. Да и сфотографировал Толика не кто-нибудь —
Темка.
— Наш! — весело подтвердила мама, будто и не замечая бабки. — Наш! Наш! — И
засмеялась, словно горох рассыпала.

Часть пятая
Внук миллионерши

1

С той поры, с того самого дня, когда Толик принес мокрую карточку, мама — как
радио: поет без конца. Румянец во всю щеку, платье шуршит, будто даже платье радуется
чему-то, и ходит мама так, словно летает.
От такого невразумительного веселья Толику как-то не по себе. Отец ушел — горевать
надо, а она веселится. Нет, что-то тут неладно… Не тот человек мама, чтобы просто так
сейчас веселиться. Неужели?..
Чудовищная мысль приходила в голову, Толик сжимался, сердце его в эти минуты,
наверное, бывало с наперсток, и он казался себе маленьким, ничтожным, никому не нужным.
Действительно! Отец женился на другой женщине. А вдруг и мама женится, то есть
выйдет замуж?
Кровь гулкими молотками стучала в висках. Толик едва успокаивался. Нет, этого не
может быть! Он прогонял чудовищные видения и корил себя: если человек засмеялся, вместо
того чтобы тосковать и ныть, значит, он уже подлец?
Толик успокаивался, улыбался, разглядывал маму, которая заворачивала в газету соль,
сырую картошку, стрельчатый зеленый лук, прятала все это в маленький рюкзачок и
наказывала разную всячину, вроде того, чтобы не лез глубоко в воду, не заходил далеко в
лес, — будто он последний малыш и едет один в неизвестные дали.
Большой пароход стоял у дебаркадера, сверкая прохладными белыми палубами, блестя