Page 20 - Детство. Отрочество. После бала

землю и зарыдал, как ребенок.
Много воды утекло с тех пор, много воспоминаний о былом потеряли для меня
значение и стали смутными мечтами, даже и странник Гриша давно окончил свое последнее
странствование; но впечатление, которое он произвел на меня, и чувство, которое возбудил,
никогда не умрут в моей памяти.
О великий христианин Гриша! Твоя вера была так сильна, что ты чувствовал близость
Бога, твоя любовь так велика, что слова сами собою лились из уст твоих – ты их не поверял
рассудком… И какую высокую хвалу ты принес его величию, когда, не находя слов, в слезах
повалился на землю!..
Чувство умиления, с которым я слушал Гришу, не могло долго продолжаться,
во-первых, потому, что любопытство мое было насыщено, а во-вторых, потому, что я
отсидел себе ноги, сидя на одном месте, и мне хотелось присоединиться к общему шептанью
и возне, которые слышались сзади меня в темном чулане. Кто-то взял меня за руку и
шепотом сказал: «Чья это рука?» В чулане было совершенно темно; но по одному
прикосновению и голосу, который шептал мне над самым ухом, я тотчас узнал Катеньку.
Совершенно бессознательно я схватил ее руку в коротеньких рукавчиках за локоть и
припал к ней губами. Катенька, верно, удивилась этому поступку и отдернула руку: этим
движеньем она толкнула сломанный стул, стоявший в чулане. Гриша поднял голову, тихо
оглянулся и, читая молитвы, стал крестить все углы. Мы с шумом и шепотом выбежали из
чулана.

Глава XIII
Наталья Савишна

В половине прошлого столетия по дворам села Хабаровки бегала в затрапезном платье
босоногая, но веселая, толстая и краснощекая девка Наташка. По заслугам и просьбе отца
ее, кларнетиста Саввы, дед мой взял ее в верх – находиться в числе женской прислуги
бабушки. Горничная Наташка отличалась в этой должности кротостью нрава и усердием.
Когда родилась матушка и понадобилась няня, эту обязанность возложили на Наташку. И
на этом новом поприще она заслужила похвалы и награды за свою деятельность, верность и
привязанность к молодой госпоже. Но напудренная голова и чулки с пряжками молодого
бойкого официанта Фоки, имевшего по службе частые сношения с Натальей, пленили ее
грубое, но любящее сердце. Она даже сама решилась идти к дедушке просить позволенья
выйти за Фоку замуж. Дедушка принял ее желание за неблагодарность, прогневался и сослал
бедную Наталью за наказание на скотный двор в степную деревню. Через шесть месяцев,
однако, так как никто не мог заменить Наталью, она была возвращена в двор и в прежнюю
должность. Возвратившись в затрапезке из изгнания, она явилась к дедушке, упала ему в
ноги и просила возвратить ей милость, ласку и забыть ту дурь, которая на нее нашла было и
которая, она клялась, уже больше не возвратится. И действительно, она сдержала свое слово.
С тех пор Наташка сделалась Натальей Савишной и надела чепец; весь запас любви,
который в ней хранился, она перенесла на барышню свою.
Когда подле матушки заменила ее гувернантка, она получила ключи от кладовой, и ей
на руки сданы были белье и вся провизия. Новые обязанности эти она исполняла с тем же
усердием и любовью. Она вся жила в барском добре, во всем видела трату, порчу,
расхищение и всеми средствами старалась противодействовать.
Когда maman вышла замуж, желая чем-нибудь отблагодарить Наталью Савишну за ее
двадцатилетние труды и привязанность, она позвала ее к себе и, выразив в самых лестных
словах всю свою к ней признательность и любовь, вручила ей лист гербовой бумаги, на
котором была написана вольная Наталье Савишне, и сказала, что, несмотря на то, будет ли
она или нет продолжать служить в нашем доме, она всегда будет получать ежегодную
пенсию в триста рублей. Наталья Савишна молча выслушала все это, потом, взяв в руки
документ, злобно взглянула на него, пробормотала что-то сквозь зубы и выбежала из