Page 36 - Детство. Отрочество. После бала
P. 36
желанием казаться перед ним таким же молодцом, как и он сам? Незавидные же были эти
любовь и желание казаться молодцом! Они произвели единственные темные пятна на
страницах моих детских воспоминаний.
Глава XX
Собираются гости
Судя по особенной хлопотливости, заметной в буфете, по яркому освещению,
придававшему какой-то новый, праздничный вид всем уже мне давно знакомым предметам в
гостиной и зале, и в особенности судя по тому, что недаром же прислал князь Иван Иваныч
свою музыку, ожидалось немалое количество гостей к вечеру.
При шуме каждого мимо ехавшего экипажа я подбегал к окну, приставлял ладони к
вискам и стеклу и с нетерпеливым любопытством смотрел на улицу. Из мрака, который
сперва скрывал все предметы в окне, показывались понемногу: напротив – давно знакомая
лавочка, с фонарем, наискось – большой дом с двумя внизу освещенными окнами, посредине
улицы – какой-нибудь ванька с двумя седоками или пустая коляска, шагом
возвращающаяся домой; но вот к крыльцу подъехала карета, и я, в полной уверенности, что
это Ивины, которые обещались приехать рано, бегу встречать их в переднюю. Вместо
Ивиных за ливрейной рукой, отворившей дверь, показались две особы женского пола: одна –
большая, в синем салопе с собольим воротником, другая – маленькая, вся закутанная в
зеленую шаль, из-под которой виднелись только маленькие ножки в меховых ботинках. Не
обращая на мое присутствие в передней никакого внимания, хотя я счел долгом при
появлении этих особ поклониться им, маленькая молча подошла к большой и остановилась
перед нею. Большая размотала платок, закрывавший всю голову маленькой, расстегнула на
ней салоп, и когда ливрейный лакей получил эти вещи под сохранение и снял с нее меховые
ботинки, из закутанной особы вышла чудесная двенадцатилетняя девочка в коротеньком
открытом кисейном платьице, белых панталончиках и крошечных черных башмачках. На
беленькой шейке была черная бархатная ленточка; головка вся была в темно-русых кудрях,
которые спереди так хорошо шли к ее прекрасному личику, а сзади – к голым плечикам, что
никому, даже самому Карлу Иванычу, я не поверил бы, что они вьются так оттого, что с утра
были завернуты в кусочки «Московских ведомостей» и что их прижигали горячими
железными щипцами. Казалось, она так и родилась с этой курчавой головкой.
Поразительной чертой в ее лице была необыкновенная величина выпуклых
полузакрытых глаз, которые составляли странный, но приятный контраст с крошечным
ротиком. Губки были сложены, а глаза смотрели так серьезно, что общее выражение ее лица
было такое, от которого не ожидаешь улыбки и улыбка которого бывает тем
обворожительнее.
Стараясь быть незамеченным, я шмыгнул в дверь залы и почел нужным прохаживаться
взад и вперед, притворившись, что нахожусь в задумчивости и совсем не знаю о том, что
приехали гости. Когда гости вышли на половину залы, я как будто опомнился, расшаркался и
объявил им, что бабушка в гостиной. Г-жа Валахина, лицо которой мне очень понравилось, в
особенности потому, что я нашел в нем большое сходство с лицом ее дочери Сонечки,
благосклонно кивнула мне головой.
Бабушка, казалось, была очень рада видеть Сонечку: подозвала ее ближе к себе,
поправила на голове ее одну буклю, которая спадывала на лоб, и, пристально всматриваясь в
ее лицо, сказала: «Quelle charmante enfant!» 33 Сонечка улыбнулась, покраснела и сделалась
так мила, что я тоже покраснел, глядя на нее.
– Надеюсь, ты не будешь скучать у меня, мой дружок, – сказала бабушка, приподняв ее
личико за подбородок, – прошу же веселиться и танцевать как можно больше. Вот уж и есть
33 Какой очаровательный ребенок! (фр. )