Page 77 - Детство. Отрочество. После бала

состоянию, без малейшего колебания и страха, с улыбкой любопытства, раскладывает и
раздувает огонь под собственным домом, в котором спят его братья, отец, мать, которых он
нежно любит. Под влиянием этого же временного отсутствия мысли – рассеянности почти –
крестьянский парень лет семнадцати, осматривая лезвие только что отточенного топора
подле лавки, на которой лицом вниз спит его старик отец, вдруг размахивается топором и с
тупым любопытством смотрит, как сочится под лавку кровь из разрубленной шеи; под
влиянием этого же отсутствия мысли и инстинктивного любопытства человек находит
какое-то наслаждение остановиться на самом краю обрыва и думать: а что, если туда
броситься? или приставить ко лбу заряженный пистолет и думать: а что, ежели пожать
гашетку? или смотреть на какое-нибудь очень важное лицо, к которому все общество
чувствует подобострастное уважение, и думать: а что, ежели подойти к нему, взять его за нос
и сказать: «А ну-ка, любезный, пойдем»?
Под влиянием такого же внутреннего волнения и отсутствия размышления, когда
St.-Jérôme сошел вниз и сказал мне, что я не имею права здесь быть нынче за то,
что так дурно вел себя и учился, чтобы я сейчас же шел на верх, я показал ему язык и сказал,
что не пойду отсюда.
В первую минуту St.-Jérôme не мог слова произнести от удивления и
злости.
– C’est bien 69 , – сказал он, догоняя меня, – я уже несколько раз обещал вам наказание,
от которого вас хотела избавить ваша бабушка; но теперь я вижу, что, кроме розог, вас ничем
не заставишь повиноваться, и нынче вы их вполне заслужили.
Он сказал это так громко, что все слышали его слова. Кровь с необыкновенной силой
прилила к моему сердцу; я почувствовал, как крепко оно билось, как краска сходила с моего
лица и как совершенно невольно затряслись мои губы. Я должен был быть страшен в эту
минуту, потому что St.-Jérôme, избегая моего взгляда, быстро подошел ко мне и
схватил за руку; но только что я почувствовал прикосновение его руки, мне сделалось так
дурно, что я, не помня себя от злобы, вырвал руку и из всех моих детских сил ударил его.
– Что с тобой делается? – сказал, подходя ко мне, Володя, с ужасом и удивлением
видевший мой поступок.
– Оставь меня! – закричал я на него сквозь слезы. – Никто вы не любите меня, не
понимаете, как я несчастлив! Все вы гадки, отвратительны, – прибавил я с каким-то
исступлением, обращаясь ко всему обществу.
Но в это время St.-Jérôme, с решительным и бледным лицом, снова
подошел ко мне, и не успел я приготовиться к защите, как он уже сильным движением, как
тисками, сжал мои обе руки и потащил куда-то. Голова моя закружилась от волнения; помню
только, что я отчаянно бился головой и коленками до тех пор, пока во мне были еще силы;
помню, что нос мой несколько раз натыкался на чьи-то ляжки, что в рот мне попадал чей-то
сюртук, что вокруг себя со всех сторон я слышал присутствие чьих-то ног, запах пыли и
violette 70 , которой душился St.-Jérôme. Через пять минут за мной затворилась
дверь чулана.
– Василь! – сказал он отвратительным торжествующим голосом, – принеси розог.

Глава XV
Мечты

Неужели в то время я мог бы думать, что останусь жив после всех несчастий,
постигших меня, и что придет время, когда я спокойно буду вспоминать о них?..

69 Хорошо (фр. ).

70 фиалки (фр. ).