Page 137 - Этюды о ученых

устаёт от работы. Учился задерживать дыхание: в межпланетном корабле ограничен запас
воздуха. Пил соду: в межпланетном корабле сода будет поддерживать тонус. Выращивал на
древесном угле растения: в межпланетный корабль лучше брать лёгкий уголь, чем тяжёлую
землю.
Когда он заболел, его пришли навестить друзья. У Цандера был жар, а в комнате
страшный холод. Он лежал, накрытый несколькими одеялами, пальто, каким-то ковром.
Стали поправлять постель, а под ковром, под пальто, между одеялами – градусники: он
ставил опыты по теплопередаче, ведь освещённая солнцем поверхность межпланетного
корабля будет сильно нагреваться, а та, что в тени, охлаждаться. Казалось, весь мозг его –
межпланетный корабль, а он любил природу, зверей и очень сильно любил детей. Своих и не
своих. Он женился быстро, неожиданно для самого себя. Потом родились девочка и мальчик.
Он дал им звёздные имена: Астра и Меркурий. Соседи пожимали плечами: таких имён никто
не знал. Соседи показывали вослед ему пальцем: «Вот идёт этот, который собирается на
Марс…»
О, если бы они могли понять, что он действительно собирается на Марс! В угаре
неистовой работы он вдруг стискивал на затылке пальцы и, не замечая никого вокруг,
повторял громко и горячо:
– На Марс! На Марс! Вперёд, на Марс!
Как легко было ошибиться в нём, приняв за фанатика, не более, одержимого
изобретателя мифического аппарата, воспалённый мозг которого не знал покоя. Как
действительно был он похож на них, этих несчастных чудаков, которые у одних вызывают
брезгливое презрение, а других заставляют мучиться сомнениями: не гения ли отвергают
они?
Но он не был таким чудаком. Его фантазии не витали в облаках. Они были крепко
приколочены к технике железной логикой математика. Много лет спустя член-
корреспондент АН СССР И. Ф. Образцов так скажет о Фридрихе Артуровиче:
«Особенностью творческого метода Цандера была глубокая математическая разработка
каждой поставленной перед собой проблемы. Он не просто теоретически глубоко
разрабатывал рассматриваемые вопросы, а с присущей ему ясностью изложения старался
дать своё толкование волновавшей его проблемы, найти пути к её практической
реализации».
Цандер был блестящим эрудированным инженером, а по уровню своих математических
знаний, по умению провести теоретический анализ интересующего его процесса был,
очевидно, в те годы лучшим специалистом из всех занимающихся ракетной техникой.
Наряду с этим в отличие от Циолковского Цандер не только не избегал практической работы
в этой области, а стал, по существу, первым в нашей стране человеком, предпринявшим
практические шаги для превращения космонавтики в науку прикладную. Воплощение идей
К. Э. Циолковского, собственно, и начинается с двигателя ОР-1 и с первых жидкостных
ракетных двигателей Газодинамической лаборатории в Ленинграде.
…Стройный, скорее просто худой, с рыжей бородкой и усами, с лицом сухим, даже
аскетичным, с голубыми, строгими и одновременно по-детски беспомощными глазами,
слегка, непередаваемо буквами ломающий русский язык в непривычно построенной речи
(«Алло, здесь говорит Цандер…»), одетый бедно, убого и никогда не замечающий этого –
таким увидел Цандера Сергей Павлович Королев в одном из корпусов ЦАГИ на
Воскресенской улице и понял, что это тот самый человек, которого он искал.
Однако охотников поставить свою подпись под сметой КБ, конструирующего
космические корабли, не находилось. Не было хозяйственников, которых бы вдохновил
полёт на Марс даже в недалёком будущем. Все это предприятие воспринималось людьми
«деловыми», или, говоря сегодняшним языком, материально ответственными, почти как
афёра. Слушать горячие речи Цандера никто не отказывался, строить Цандеру завод – это
уже другое дело. Это уже несерьёзно. Одни считали межпла-нетчиков пусть милыми, но
увлекающимися людьми, другие – полубезумными фанатиками.