Page 124 - Белый пароход

А правда, он очень похож на тебя, наш Кунан. Наш маленький дракон, сын большого дракона!
Вот он открыл глазки! Посмотри, посмотри, Эрдене, и глаза твои, и нос такой же, и губы точь в
точь…
— Похож, конечно, очень похож, — охотно соглашался сотник. — Узнаю кого-то, очень даже
узнаю.
— То есть, как кого-то? — удивлялась Догуланг.
— Ну себя, конечно, себя!
— А вот возьми, подержи его на руках. Такой живой комочек. Легкий такой. Как будто
зайчика держишь.
Сотник робко принял дитя — сила и весомость его собственных рук оказались в ту минуту
излишними, неуместными, и, не зная, как ему быть, как приспособить свои ладони к беззащит-
ному тельцу младенца, он осторожно прижал, вернее, приблизил его к сердцу и, подыскивая
сравнение неизведанному доселе ощущению нежности, счастливо улыбаясь тому, что открылось
ему в то мгновение, растроганно сказал:
— Ты знаешь, Догуланг, это не зайчонок, это мое сердце в моих руках.
Малыш вскоре заснул. Сотнику же пора было возвращаться на свое место в войске.
Глубокой ночью, выйдя из юрты возлюбленной, сотник Эрдене взглянул на луну, набравшую
над осенними сарозеками сияющую силу свечения, и ощутил полное одиночество. Не хотелось
уходить, хотелось снова вернуться к Догуланг, к сыну. Таинственные звенящие звуки бездонной
степной ночи заворожили сотника. Нечто непостижимое, зловещее открывалось ему в том, что,
будучи вовлеченными судьбой в деяния великого хагана, идя вместе с ним в поход на Запад,
служа ему, они же подвергались опасности — в любой момент неотвратимая его кара за
рождение ребенка могла сокрушить их. Стало быть, в том, что их связывало с Повелителем
Четырех Сторон Света, было нечто противоестественное, отныне несовместимое с их собственной
жизнью, взаимо-исключающее, и вывод напрашивался один — уходить, обретать свободу,
спасать жизнь ребенка…
Вскоре он разыскал неподалеку прислужницу Алтун, которая все это время стерегла его коня,
скармливая ему зерно из походной сумы.
— Ну, что, повидал своего сыночка? — живо заговорила Алтун.
— Да, спасибо, Алтун.
— Имя дал ему?
— Имя его — Кунан!
— Хорошее имя. Кунан.
— Да. Пусть Небо услышит. А теперь, Алтун, скажу тебе то, что надо сказать сейчас, не
откладывая. Ты мне как родная сестра, Алтун. А для Догуланг с ее ребенком — ты верная мать,
посланная судьбой. Не будь тебя, не смогли бы мы быть с ней вместе в походе, страдать бы нам в
разлуке. И кто знает, быть может, мы с Догуланг никогда больше и не увиделись бы. Потому что,
кто идет с войной, тот встречает войну вдвойне… И я благодарен тебе…
— Я-то понимаю, — проговорила Алтун. — Понимаю, что к чему. Ведь и ты, Эрдене, пошел на
такое дело неслыханное! — Алтун покрутила головой, и добавила: — Дай Бог, чтобы все
обошлось. — Я-то понимаю, — продолжала она, — в этом великом войске сегодня ты сотник, а
завтра оказался бы тысячником-нойоном, в чести на всю жизнь. И тогда бы мы с тобой не
говорили о том, о чем сейчас говорим. Ты — сотник, я раба. И тем все сказано. Но ты выбрал
другое — как душа твоя повелела. Моя-то помощь тебе — коня подержать. Приставлена я
служить твоей Догуланг, сам знаешь, помогать ей в работе. И я привязана к ней всей душой,
потому что она, так мне думается, — дочь бога красоты. Да, да! Она и собой хороша, как же! Но
я не об этом. Я о другом. В руках у Догуланг волшебная сила — клубки нитей и кусок полотна