Page 149 - Белый пароход

вытянулась, плечи обвисли, усы поникли. Толстая Букей одышливо дышала, словно бы сердце
так колотилось, что не могла продохнуть.
— Вы что такие, вы, часом, не поругались? — посмеялась Укубала.Мириться пришли.
Садитесь.
— Если бы поругались, — набрякшим голосом ответила Букей, все так же тяжело дыша.
Оглядываясь по сторонам, Казангап поинтересовался:
— А девчушки ваши где?
— У Зарипы играют с ребятами, — ответил Едигей. — А зачем они тебе?
— Вести у меня плохие, — промолвил Казангап, глянув на Едигея и Укубалу. — Дети пусть
пока не знают. Беда большая. Умер наш Абуталип!
— Да ты что?! — подскочил Едигей, а Укубала, коротко вскрикнув, зажала ладонью рот и
побелела как стена.
— Умер! Умер! Несчастные дети, несчастные сироты! — полухрипом-полушепотом запричитала
Букей.
— Как умер? — все еще не веря услышанному, испуганно придвинулся Едигей к Казангапу.
— Бумага такая пришла на станцию.
И все они вдруг замолчали, не глядя друг на друга.
— Ой, горе! Ой, горе! — схватилась за голову Укубала и застонала, раскачиваясь из стороны в
сторону…
— Где эта бумага? — спросил наконец Едигей.
— Бумага на месте, на станции, — стал рассказывать Казангап. — Ну, побывал я в интернате
и дай, думаю, загляну на вокзал в магазинчик тот самый в зале ожидания, Букей мыла просила
купить. Только я к двери, а навстречу сам начальник станции Чернов. Ну, поздоровались, давно
ведь знаем друг друга, а он мне говорит: «Вот кстати попался на глаза, зайдем ко мне в кабинет,
письмо есть, захватишь с собой на разъезд». Он открыл свой кабинет, мы вошли. Достает из
стола конверт с печатными буквами. «Абуталип Куттыбаев, говорит, у вас работал на разъезде?»
У нас, говорю, а что такое? «Да вот третьего дня прибыла эта бумага, а передать не с кем было
на Боранлы-Буранный. На, передай его жене. Тут ответ на ее запросы. Умер он, как тут
написано», — и сказал какое-то непонятное мне слово. «От инфаркта, говорит». А это что такое
— инфаркт, говорю я. А он отвечает — «от разрыва сердца». Вот оно как — лопнуло сердце. Я
как сидел, так и оторопел. Не поверил внача-ле. Взял в руки ту бумагу. Там сказано: начальнику
станции Кумбель сообщить на разъезд Боранлы-Буранный официальный ответ для гражданки
такой-то на ее запрос — и дальше о том, что подследстве-нный Абуталип Куттыбаев, так и так,
умер от приступа. Так и сказано. Я прочел, гляжу на него и не знаю, что делать. «Вот какие
дела, — говорит Чернов и разводит руками. — Возьми, передай ей». Я говорю — нет, у нас так не
положено. Не хочу быть черным вестником. Детишки у него малые, как я посмею их сокрушить,
нет, говорю. Мы, говорю, боранлинцы, вначале там у себя посоветуемся и потом решим. Или кто
из нас приедет специально за этой бумагой и привезет ее, как подобает привозить такую тяжкую
весть, не воробей же погиб, человек, или скорей всего жена его, Зарипа Куттыбаева, сама
приедет и получит из ваших рук. И вы уж сами объясните да расскажите, как все произошло. А
он мне: «Дело, говорит, твое, как хочешь. А только мне-то что объяснять да рассказы-вать. Я
никаких подробностей знать не знаю. Мое дело передать эту бумагу по назначению, вот и все».
Ну, я говорю, извините, но пусть пока бумага побудет у вас, а на словах я передать пере-дам, и
мы посоветуемся там у себя, на месте. «Ну, смотри, говорит, тебе виднее». С тем я вышел от него
и всю дорогу погонял верблюда и сердцем изболелся: как же нам быть? У кого из нас хватит духу
сказать им такое?.. Казангап замолчал. Едигей пригнулся так, как будто гора налегла на плечи.
— Что теперь будет? — промолвил Казангап, но ему никто не ответил.