Page 155 - Белый пароход
P. 155

— Стоп-кран сорвали?
                     — Кто?
                     — Где?
                     — В купированном!
                     Едигей тем временем открыл дверь Зарипе, и она сошла с поезда. А сам подождал, пока в
                  тамбур ворвались проводник и кондуктор.
                     — Стой! Кто сорвал стоп-кран?
                     — Я, — ответил Буранный Едигей.
                     — Кто такой? По какому праву?
                     — Надо было.
                     — Как надо было? Ты что, под суд захотел?
                     — А ничего. Запишите в своем акте, который вы в суд или куда передадите. Вот документы.
                  Запишите, что бывший фронтовик, путевой рабочий Едигей Жангельдин сорвал стоп-кран и
                  остано-вил поезд на разъезде Боранлы-Буранный в знак траура в день смерти товарища
                  Сталина.
                     — Как? Разве Сталин умер?
                     — Да, по радио объявили. Слушать надо.
                     — Ну тогда другое дело, — опешили те и не стали задерживать Едигея.Тогда иди, раз такое
                  дело.
                     Через несколько минут поезд номер семнадцать продолжил свой путь…
                     И снова шли поезда с востока на запад и с запада на восток.
                     А по сторонам от железной дороги в этих краях лежали все те же, испокон нетронутые
                  пустынные пространства — Сары-Озеки, Серединные земли желтых степей.
                     Космодрома Сары-Озек-1 тогда еще не было и в помине в этих пределах. Возможно, он
                  вырисовывался лишь в замыслах будущих творцов космических полетов.
                     А поезда все так же шли с востока на запад и с запада на восток…
                     Лето и осень пятьдесят третьего года были самыми мучительными в жизни Буранного Едигея.
                  Ни до этого, ни после никогда никакие снежные заносы на путях, никакие сарозекские зной и
                  безводье, никакие иные невзгоды и беды, ни даже война, а он дошел до Кенигсберга и мог быть
                  тысячу раз убитым, и раненым, и изувеченным, не принесли, не доставили Едигею стольких
                  страданий, как те дни…
                     Афанасий Иванович Елизаров как-то рассказывал Буранному Едигею, отчего происходят
                  оползни, эти неотвратимые сдвиги, когда обваливаются, трогаясь с места, целые склоны, а то и
                  вся гора заваливается набок, разверзая скрытую толщу земли. И ужасаются люди — какое
                  бедствие таилось под ногами. Опасность оползней в том, что катастрофа назревает незаметно,
                  изо дня в день, ибо грунтовые воды постепенно подмывают изнутри основу пород — и достаточно
                  небольшого сотрясения земли, грома или сильного ливня, чтобы гора начала медленно и
                  неуклонно ползти вниз. Обычный обвал совершается внезапно и разом. Оползень же идет
                  грозно, и нет никаких сил, которые могли бы его приостановить…
                     Нечто подобное может произойти и с человеком, когда остается он один на один со своими
                  неодолимыми противоречиями и мечется, сокрушаясь духом, не смея поведать о том никому, ибо
                  никто на свете не в состоянии ни помочь ему, ни понять. Он об этом знает, это страшит его. И это
                  надвигается на него…
                     Первый раз Едигей почувствовал в себе такой сдвиг и явственно осознал, что это значило,
                  когда месяца два спустя после поездки с Зарипой в Кумбель снова поехал туда по делам. Он
                  обещал Зарипе заглянуть на почту, узнать, есть ли письма для нее, и, если нет, послать три
                  телеграммы по трем адресам, которые она ему вручила. До сих пор ни на одно свое письмо она
   150   151   152   153   154   155   156   157   158   159   160