Page 62 - Белый пароход

отгонных стойбища. Арендаторы пастбищ в сарозеках — колхозы и совхозы прилегающих
областей — подумывали уже об устройстве постоянных сарозекских баз для отгонного
животноводства. Прикидывали, примерялись, как и во что обойдутся хозяйствам такие строения.
И хорошо, что не поторопились. Незаметно да неприметно возник в окрестностях Ана-Бейита
город без названия — Почтовый ящик. Так и говорили — поехал в Почтовый ящик, был в
Почтовом ящике, купили в Почтовом ящике, видел в Почтовом ящике… Почтовый ящик
разрастался, отстраивался, закрывался для посторонних. Асфальтированная дорога связывала
его с одной стороны с космодромом, с другой — с железнодорожной станцией. С того и началось
новое, индустриаль-ное заселение сарозеков. От всего прошлого в той стороне только и осталось
кладбище Ана-Бейит на двух соприкасающихся, как верблюжьи горбы, пригорках-близнецах —
Эгиз-Тюбе, самое почитаемое место захоронения во всей сарозекской округе. В старые времена
хоронить сюда привозили порой из таких дальних уголков, что приходилось людям ночевать в
степи. Но зато потомки погребенных на Ана-Бейите законно гордились тем, что оказали памяти
предков особую почесть. Здесь хоронили самых уважаемых и известных в народе людей, долго
живших, много знавших, заслуживших добрую славу и словом и делом. Елизаров, тот все знал,
он называл это место сарозекским пантеоном.
Сюда и приближалась в тот день странная, сопровождаемая собакой верблюдо-тракторная
похоронная процессия с железнодорожного разъезда Боранлы-Буранный…
У кладбища Ана-Бейит была своя история. Предание начиналось с того, что жуаньжуаны,
захватив-шие сарозеки в прошлые века, исключительно жестоко обращались с пленными
воинами. При случае они продавали их в рабство в соседние края, и это считалось счастливым
исходом для пленного, ибо проданный раб рано или поздно мог бежать на родину. Чудовищная
участь ждала тех, кого жуаньжуа-ны оставляли у себя в рабстве. Они уничтожали память раба
страшной пыткой — надеванием на голову жертвы шири. Обычно эта участь постигала молодых
парней, захваченных в боях. Сначала им начисто обривали головы, тщательно выскабливали
каждую волосинку под корень. К тому времени, когда заканчивалось бритье головы, опытные
убойщики-жуаньжуаны забивали поблизости матерого верблюда. Освежевывая верблюжью
шкуру, первым долгом отделяли ее наиболее тяжелую, плотную выйную часть. Поделив выю на
куски, ее тут же в парном виде напяливали на обритые головы пленных вмиг прилипающими
пластырями — наподобие современ-ных плавательных шапочек. Это и означало надеть шири.
Тот, кто подвергался такой процедуре, либо умирал, не выдержав пытки, либо лишался на всю
жизнь памяти, превращался в манкурта — раба, не помнящего своего прошлого. Выйной шкуры
одного верблюда хватало на пять-шесть шири. После надевания шири каждого обреченного
заковывали деревянной шейной колодой, чтобы испытуемый не мог прикоснуться головой к
земле. В этом виде их отвозили подальше от людных мест, чтобы не доносились понапрасну их
душераздирающие крики, и бросали там в открытом поле, со связанными руками и ногами, на
солнцепеке, без воды и без пищи. Пытка длилась несколько суток. Лишь усиленные дозоры
стерегли в определенных местах подходы на тот случай, если соплеменники плененных
попытались бы выручить их, пока они живы. Но такие попытки предпринимались крайне редко,
ибо в открытой степи всегда заметны любые передвижения. И если впоследствии доходил слух,
что такой-то превращен жуаньжуанами в манкурта, то даже самые близкие люди не стремились
спасти или выкупить его, ибо это значило вернуть себе чучело прежнего человека. И лишь одна
мать найманская, оставшаяся в предании под именем Найман-Ана, не примирилась с подобной
участью сына. Об этом рассказывает сарозекская легенда. И отсюда название кладбища Ана-
Бейит
— Материнский упокой.