Page 73 - Белый пароход
P. 73
То был смертельный удар. Найман-Ана наклонилась и стала медленно падать, цепляясь за
шею верблюдицы. Но прежде упал с головы ее белый платок, который превратился в воздухе в
птицу и полетел с криком: «Вспомни, чей ты? Как твое имя? Твой отец Доненбай! Доненбай!
Доненбай!»
С тех пор, говорят, стала летать в сарозеках по ночам птица Доненбай. Встретив путника,
птица Доненбай летит поблизости с возгласом: «Вспомни, чей ты? Чей ты? Как твое имя? Имя?
Твой отец Доненбай! Доненбай, Доненбай, Доненбай, Доненбай!..»
То место, где была похоронена Найман-Ана, стало называться в сарозеках кладбищем Ана-
Бейит — Материнским упокоем…
От белой верблюдицы Акмаи осталось много потомства. Самки в ее роду рождались в нее,
белоголовые верблюдицы были известны кругом, а самцы, напротив, рождались черными и
могучими, как нынешний Буранный Каранар.
Покойный Казангап, которого теперь везли хоронить на Ана-Бейит, всегда доказывал, что
Буранный Каранар не из простых, а началом от самой Акмаи, знаменитой белой верблюдицы,
оставшейся в сарозеках после гибели Найман-Аны.
Едигей охотно верил Казангапу. Почему бы и нет… Буранный Каранар стоил того… Сколько
уже было испытаний и в добрые и в худые дни — и всегда Каранар вызволял из трудностей… Вот
только дурной уж очень становится, когда в гон идет, в самые холода всегда это с ним случается,
и тогда он лютует, страшно лютует, и зима лютует и он. Две зимы сразу. Сладу нет никакого в
такие дни… Однажды он подвел Едигея, крепко подвел, и был бы он, скажем, ну, не человеком,
а, допустим, разумным существом, никогда не простил бы Буранный Едигей тот случай
Буранному Каранару… Но что взять с верблюда, одуревшего в случной сезон… Да дело-то и не в
нем. Разве можно обижаться на животное, это ведь к слову сказано, просто уж судьба обернулась
таким образом. При чем тут Буранный Каранар? Вот ведь Казангап хорошо знал эту историю, он
ее и рассудил, а не то кто знает, как бы все вышло.
VII
Конец лета и начало осени 1952 года вспоминал Буранный Едигей с особым чувством былого
счастья. Как по волшебству сбылось предсказание Едигея. После той страшной жары, от которой
даже сарозекские ящерицы прибегали на порог жилья, спасаясь от солнца, погода внезапно
изменилась уже в середине августа. Схлынула вдруг нестерпимая жара, и постепенно стала
прибывать прохлада, по крайней мере по ночам можно было уже спокойно спать. Бывает такая
благодать в сарозеках, год на год не приходится, но бывает. Зимы всегда неизменны. Всегда
суровы, а лето иной раз п поблажку дает. Такое случается, когда в высших слоях воздушных
течений, как рассказывал однажды Елизаров, происходят крупные сдвиги, меняются
направления небесных рек. Елизаров любил рассказывать о таких вещах. Он говорил, что
наверху протекают огромные незримые реки с берегами своими и разливами. Эти реки, находясь
в беспрерывном обороте, якобы омывают земной шар. И, вся окутанная ветрами, Земля плывет
по кругам своим, и вот то и есть течение времени. Любопытно было послушать Елизарова. Таких
людей не сыскать, редкой души человек. Уважал его Буранный Едигей, Елизарова, и тот отвечал
ему тем же. Да, так вот, значит, та небесная река, что приносит подчас в сарозеки
облегчительную прохладу в самый зной, она почему-то снижается со своего потолка и, снижаясь,
наталкивается на Гималаи. А Гималаи-то где, бог знает как далеко, но все равно в масштабах
земного шара это совсем недалеко. Воздушная река наталкивается на Гималаи и дает обратный
ход; в Индию, в Пакистан она не попадает, там жара так и остается жарой, а над сарозеками
растекается обратным ходом, потому что сарозеки, подобно морю, открытое беспрепятственное
пространство… И приносит та река прохладу с Гималаев…