Page 76 - Белый пароход

Дождь перестал, но он еще проливался где-то по сарозекским окраинам до самого рассвета,
судя по тому, что доносились средь ночи глухие перекаты отдаленного грома. Едигей несколько
раз просыпался от этого. И удивлялся. На Аральском море, бывало, гроза над головой грохочет—
и то спалось. Ну, там другое дело — грозы там частые. Просыпаясь, угадывал Едигей сквозь
смеженные веки, как отража-лись в окнах мигающим сполохом далекие, размытые зарницы,
вспыхивавшие в степи в разных местах.
Снилось той ночью Буранному Едигею, что опять он на фронте под обстрелом лежит. Но
снаряды падали бесшумно. Взрывы беззвучно взмывали в воздух и застывали черными
выплесками, медленно и тягостно опадая. Один из таких взрывов подбросил его вверх, и он
падал очень долго, падал с замирающим сердцем в жуткую пустоту. Потом он бежал в атаку,
очень много их было, солдат в серых шинелях, поднявшихся в атаку, но лиц не различить было,
казалось, просто шинели бежали сами по себе с автоматами в руках. И когда шинели закричали
«ура!», на пути перед Едигеем возникла мокрая от дождя, смеющаяся Зарипа. Это было
удивительно. В ситцевом платьице, с разметанными волосами, в потоках воды, стекающих по
лицу, она смеялась безостановочно. Едигею некогда было задерживаться, он помнил, что шел в
атаку. «Почему ты так смеешься, Зарипа? Это не к добру», — сказал Едигей. «А я не смеюсь, я
плачу», — ответила она и продолжала смеяться под струями дождя…
На другой день он хотел рассказать об этом сне Абуталипу и ей. Но раздумал, нехорошим
показался сон. Зачем лишний раз расстраивать людей…
После этого великого дождя опрокинулась жара в сарозеках, или, как говорил Казангап,
кончились взятки лета. Были еще знойные дни, но уже терпимее. И отсюда постепенно началась
предосенняя благодать сарозекская. Избавилась от изнуряющей жары и боранлинская детвора.
Ожили, опять зазвенели их голоса. А тут передали на разъезд с Кумбеля, что прибыли на
станцию кызыл-ординские арбузы и дыни. И что, мол, как желают боранлинцы — им могут
прислать их долю или пусть сами приедут заберут. Этим и воспользовался Едигей. Убедил
начальника разъезда, что надо самим поехать, а то ведь пришлют — на тебе, боже, что нам
негоже. Тот согласился. Хорошо, говорит, поезжайте с Куттыбаевым и выберите что получше.
Этого и надо было Едигею. Хотелось вывезти Абуталипа и Зарипу с детьми хоть на один день из
Боранлы-Буранного. Да и самим не мешало проветриться. И отправились они, две семьи со всей
детворой, рано утром на попутном составе в Кумбель. Приоделись. То-то было славно. Детям
казалось, что они едут в сказочную страну. Всю дорогу ликовали, расспрашивали: а деревья там
растут? Растут. А трава там есть зеленая? Есть — и зеленая. И цветы даже есть А дома большие,
и машины бегают по улицам? А арбузов и дынь там сколько хочешь? А мороженое там есть? А там
есть море?
Ветер захлестывал в товарный вагон, струился ровным приятным потоком в приоткрытые
двери, загороженные деревянным щитом на всякий случай, чтобы ребята не вывалились, хотя на
самом проходе у края сидели на порожних ящиках Едигей с Абуталипом. Разговоры вели разные
да отвечали на детские вопросы. Доволен был Буранный Едигей, что ехали они вместе, что
погода хорошая, что дети веселые, но больше всего рад был Едигей не за малышей, а за
Абуталипа и Зарипу. Просветлели их лица. Освободились, расковались люди на какое-то время
хотя бы от постоянной озабоченности, внутренней подавленности.
Приятно было видеть — Зарипа и Укубала задушевно беседовали о разных делах житейских.
И были счастливы. Ведь так и должно быть, много ли надо людям… Очень хотелось Едигею,
чтобы позабылись все невзгоды Куттыбаевыми, чтобы сумели они укрепиться, приспособиться к
их боранлинской жизни, коли другого выбора не предстояло. Лестно было также Едигею, что
Абуталип сидел рядом, касаясь плечом его плеча, зная, что на Едигея можно положиться и что
они хорошо понимают друг друга без лишних слов, не затрагивая в суете болезненные темы, о