Page 86 - Белый пароход

— Сам же ты его мне подарил сосунком, а теперь ругаешься. Ладно, подумаю, что-нибудь
сделаю, чтобы управу на него найти.
Но обезображивать такого красавца, как Каранар, — прокалывать ему ноздри и продевать
деревянную шишь — опять же рука не поднималась. Сколько раз потом действительно вспоминал
он слова Качангапа и сколько раз, доведенным до бешенства, клялся, что не посмотрит ни на
что, и все-таки не трогал верблюда. Подумывал одно время кастрировать и тоже не посмел, не
переси-лил себя. А годы шли, и всякий раз с наступлением зимних холодов начинались
мытарства, поиски бушующего в гоне неистового Каранара…
С той зимы все и началось. Запомнилось. И пока усмирял Каранара да приспосабливал загон,
чтобы накрепко запереть его, тут и Новый год подкатил. А Куттыбаевы как раз затеяли елку. Для
всей боранлинской детворы большое событие было. Укубала с дочерьми прямо-таки перебрались
в барак Куттыбаевых. Весь день занимались приготовлением и украшали елку. Идя на работу и
возвращаясь с работы, Едигей тоже первым делом заходил взглянуть на елку у Куттыбаевых. Все
красивей, все нарядней становилась она, расцветала в лентах и игрушках самодельных. Тут уж
женщинам надо отдать должное — Зарипа и Укубала постарались ради малышей, все свое
мастерст-во приложили. И дело было, пожалуй, не столько в самой елке, сколь в новогодних
надеждах, в общем для всех безотчетном ожидании неких скорых и счастливых перемен.
Абуталип на этом не успокоился, вывел детвору во двор, и стали они катать большую
снежную бабу. Вначале Едигей подумал, что они просто забавляются, а потом восхитился этой
выдумкой. Огромная, почти в человеческий рост снежная бабища, эдакое смешное чудище с
черными глазами и черными бровями из углей, с красным носом и улыбающейся пастью, с
облезлым лисьим казан-гаповским малахаем на голове встала перед разъездом, встречая поезда.
В одной «руке» баба держала железнодорожный зеленый флажок — путь открыт, а в другой
фанеру с поздравлением: «С Новым, 1953 годом!» Здорово тогда получилось! Эта баба долго
стояла еще и после 1 января…
31 декабря уходящего года днем до самого вечера боранлинские дети играли вокруг елки и во
дворе. Там же были заняты и взрослые, свободные от дежурств. Абуталип рассказывал с утра
Едигею, как рано утром приползли к нему в постель ребята, сопят, возятся, а он прикинулся
крепко спящим.
— Вставай, вставай, папика! — Эрмек тормошит. — Скоро Дед Мороз приедет. Пойдем
встречать.
— Хорошо, — говорю. — Вот сейчас встанем, умоемся, оденемся и пойдем. Обещал приехать.
— А каким поездом? — Это старший спрашивает.
— А любым, — говорю, — для Деда Мороза любой поезд остановится даже на нашем разъезде.
— Тогда надо вставать побыстрее!
Да, значит, собираемся торжественно, серьезно так.
— А как же мама? — спрашивает Даул. — Она ведь тоже хочет увидеть Деда Мороза?
— Конечно, — говорю, — а как же. Зовите и ее.
Собрались и все вместе вышли из дома. Ребята побежали вперед к дежурке. Мы за ними.
Бегают ребята вокруг да около, а Деда Мороза нет.
— Папика, а где же он?
Глаза у Эрмека, знаешь, такие — хлоп-хлоп.
— Сейчас, — говорю, — не спешите. Узнаю у дежурного.
Вхожу в дежурку, я там с вечера припрятал записку от Деда Мороза и мешочек с подарками.
Вышел, они ко мне:
— Ну что, папика?