Page 100 - Похождения бравого солдата Швейка

завёл себе собаку, и теперь ему веселей разъезжать. Собака сидит на возу. Аккурат такая
собачка, как вон та, что воробьёв гоняет… Какая красивая собачка, прямо красавица!
— Это наша, — объяснила Швейку его новая знакомая. — Я здесь служу у господина
полковника. Знаете нашего полковника?
— Знаю. Очень образованный господин, — сказал Швейк. — У нас в Будейовицах тоже
был один полковник.
— Наш хозяин строгий. Когда недавно пошли слухи, будто нас в Сербии потрепали, он
пришёл домой словно бешеный, раскидал на кухне все тарелки и меня хотел рассчитать.
— Так это, значит, ваш пёсик? — перебил её Швейк. — Жаль, что мой обер-лейтенант
терпеть не может собак. Я их очень люблю. Он сделал паузу и вдруг выпалил: — Собака
тоже не всё жрёт.
— Наш Фокс страсть как разборчив. Одно время и видеть не хотел мяса, но теперь
опять стал его есть.
— А что он больше всего любит?
— Печёнку, варёную печёнку.
— Телячью или свиную?
— Это ему всё равно, — улыбнулась «землячка» Швейка, приняв его вопрос за
неудачную попытку сострить.
Они прогуливались ещё некоторое время. Потом к ним присоединился пинчер,
которого служанка взяла на цепочку. Пинчер обращался со Швейком очень фамильярно,
прыгал на него и пытался хотя бы намордником разорвать ему брюки. Но внезапно, как бы
учуяв намерение Швейка, перестал прыгать и поплёлся с грустным, пришибленным видом,
искоса поглядывая на него, словно хотел сказать: «Значит, и меня это ждёт?»
Старая дева рассказала Швейку, что она гуляет здесь с собакой каждый день в шесть
часов вечера и что она в Праге ни одному мужчине не верит. Однажды она дала в газету
объявление, что хочет выйти замуж. Ну, явился один слесарь, вытянул у неё восемьсот крон
на какое-то изобретение и исчез. В провинции люди куда честнее. Если уж выходить замуж,
то только за деревенского, и то лишь после войны. А выходить во время войны она считает
глупым: останешься вдовой, как другие, — больше ничего.
Швейк вселил в её сердце бездну надежд, сказав, что придёт в шесть часов, и пошёл
сообщить своему приятелю Благнику, что пёс жрёт печёнку всех сортов.
— Угощу его говяжьей, — решил Благник. — На говяжью у меня клюнул сенбернар
фабриканта Выдры, очень верный пёс. Завтра приведу тебе собаку в полной исправности.
Благник сдержал слово. Утром, когда Швейк кончил уборку комнат, за дверью раздался
лай, и Благник втащил в квартиру упирающегося пинчера, ещё более взъерошенного, чем его
взъерошила природа. Пёс дико вращал глазами и смотрел мрачно, словно голодный тигр в
клетке, перед которой стоит упитанный посетитель зоологического сада. Пёс щёлкал зубами
и рычал, как бы говоря: «Разорву, сожру!»
Собаку привязали к кухонному столу, и Благник рассказал по порядку весь ход
отчуждения.
— Прошёлся я нарочно мимо него, а в руке держу варёную печёнку в бумаге. Пёс стал
принюхиваться и прыгать вокруг меня. Я не даю, иду дальше. Пёс — за мной. Тогда я
свернул со сквера на Бредовскую улицу и там дал ему первый кусок. Он жрал на ходу, чтобы
не терять меня из виду. Я завернул на Индржишскую улицу и кинул ему вторую порцию.
Когда он нажрался, я взял его на цепочку и потащил через Вацлавскую площадь на
Винограды до самых Вршовиц. По дороге пёс выкидывал прямо чудеса. Когда я переходил
трамвайную линию, он лёг на рельсы и не желал сдвинуться с места: должно быть, хотел,
чтобы его переехали… Вот, кстати, я принёс чистый бланк для аттестата, купил в
писчебумажном магазине Фукса. Ты ведь, Швейк, знаток по части подделывания собачьих
аттестатов!
— Это должно быть написано твоей рукой. Напиши, что собака происходит из
Лейпцига, с псарни фон Бюлова. Отец — Арнгейм фон Кальсберг, мать — Эмма фон