Page 168 - Похождения бравого солдата Швейка

Я ответил ему письмом, в котором изложил всю свою теорию относительно
«ореховки», пересыпав изложение многочисленными ругательствами и цитатами из Брема,
мною самим придуманными.
Депутат Кадлачак ответил мне передовицей в «Сельском обозрении».
Мой шеф, пан Фукс, сидел, как всегда, в кафе и читал местные газеты, так как в
последнее время зорко следил за заметками и рецензиями на мои увлекательные статьи в
«Мире животных». Когда я пришёл в кафе, он показал головой на лежащее на столе
«Сельское обозрение» и что-то прошептал, посмотрев на меня грустными глазами, —
печальное выражение теперь не исчезало из его глаз.
Я прочёл вслух перед всей публикой:
— «Многоуважаемая редакция! Мною замечено, что ваш журнал вводит непривычную
и необоснованную зоологическую терминологию, пренебрегая чистотою чешского языка и
придумывая всевозможных животных. Я уже указывал, что вместо общепринятого и с
незапамятных времён употребляемого названия „сойка“ ваш редактор вводит название
„желудничка“, что является дословным переводом немецкого термина „Eichelhaher“—
сойка».
— Сойка, — безнадёжно повторил за мною издатель.
Я спокойно продолжал читать:
— «В ответ на это я получил от редактора вашего журнала «Мир животных» письмо,
написанное в крайне грубом, вызывающем тоне и носящее личный характер. В этом письме я
был назван невежественной скотиной — оскорбление, как известно, наказуемое. Так
порядочные люди не отвечают на замечания научного характера. Это ещё вопрос, кто из нас
большая скотина. Возможно, что мне не следовало делать свои возражения в открытом
письме, а нужно было написать закрытое письмо. Но ввиду перегруженности работой я не
обратил внимания на такие пустяки. Теперь же, после хамских выпадов вашего редактора
«Мира животных», я считаю своим долгом пригвоздить его к позорному столбу. Ваш
редактор сильно ошибается, считая меня недоучкой и невежественной скотиной, не
имеющей понятия о том, как называется та или иная птица. Я занимаюсь орнитологией в
течение долгих лет и черпаю свои знания не из мёртвых книг, но в самой природе, у меня в
клетках птиц больше, чем за всю свою жизнь видел ваш редактор, не выходящий за пределы
пражских кабаков и трактиров.
Но всё это вещи второстепенные, хотя, конечно, вашему редактору «Мира животных»
не мешало бы убедиться, что представляет собой тот, кого он обзывает скотиной, прежде чем
нападки эти выйдут в свет и попадутся на глаза читателям в Моравии, в Фридланде под
Мистеком, где до этой статьи у вашего журнала также были подписчики.
В конце концов дело не в полемике личного характера с каким-то сумасшедшим, а в
том, чтобы восстановить истину. Поэтому повторяю ещё раз, что недопустимо выдумывать
новые названия, исходя из дословного перевода, когда у нас есть всем известное
отечественное — сойка».
— Да, сойка, — с ещё большим отчаянием в голосе произнёс мой шеф.
Я спокойно читаю дальше, не давая себя прервать:
— «Когда неспециалист и хулиган берётся не за своё дело, то это наглость с его
стороны. Кто и когда называл сойку ореховкой? В труде «Наши птицы» на странице сто
сорок восемь есть латинское название — «Ganulus glandarius В. А.». Это и есть сойка.
Редактор вашего журнала безусловно должен будет признать, что я знаю птиц лучше,
чем их может знать неспециалист. Ореховка, по терминологии профессора Баера, является не
чем иным, как mucifraga carycatectes В., и это латинское «Б» не обозначает, как написал мне
ваш редактор, начальную букву слова «болван». Чешские птицеводы знают только сойку
обыкновенную, и им не известна ваша «желудничка», придуманная господином, к которому
именно и подходит начальная буква «Б», согласно его же теории.