Page 222 - Похождения бравого солдата Швейка

интеллигентный малый и ответил так: «Нижний Боусов, Unter Bautzen, двести шестьдесят
семь домов, тысяча девятьсот тридцать шесть чешских обывателей, округ Ичин, волость
Соботка, бывшая вотчина Кост, приходская церковь святой Екатерины, построенная в
четырнадцатом столетии и реставрированная графом Вацлавом Вратиславом Нетолицким,
школа, почта, телеграф, станция чешской товарной линии, сахарный завод, мельница,
лесопилка, хутор Вальха, шесть ярмарок в году…»
Лейтенант Моц кинулся на него и стал бить его по морде, приговаривая: «Вот тебе
первая ярмарка, вот тебе другая, третья, четвёртая, пятая, шестая…» А Пех, хоть и был
рекрут, потребовал, чтобы его допустили на батальонный рапорт. В канцелярии была тогда
развесёлая шатия. Ну, и написали они там, что он направляется на батальонный рапорт по
поводу ежегодных ярмарок в Нижнем Боусове. Командиром батальона был тогда майор
Рогелль. «Also, was gibts?» 160 — спросил он Пеха, а тот выпалил: «Осмелюсь доложить,
господин майор, в Нижнем Боусове шесть ярмарок в году». Ну, здесь майор Рогелль на него
заорал, затопал ногами и немедленно приказал отвести в военный госпиталь в отделение для
сумасшедших. С той поры стал из Пеха самый что ни на есть последний солдат, — не солдат,
а одно наказание.
— Солдата воспитать дело нелёгкое, — сказал, зевая, старший писарь Ванек. —
Солдат, который ни разу не был наказан на военной службе, не солдат. Это, может, в мирное
время так было, что солдат, отбывший свою службу без единого наказания, потом имел
всякие преимущества на гражданке. Теперь как раз наоборот: самые плохие солдаты,
которые в мирное время не выходили из-под ареста, на войне оказались самыми лучшими.
Помню я рядового из восьмой маршевой роты Сильвануса. У того, бывало, что ни день — то
наказание. Да какие наказания! Не стыдился украсть у товарища последний крейцер. А когда
попал в бой, так первый перерезал проволочные заграждения, трёх взял в плен и одного тут
же по дороге застрелил, — дескать, он не внушал мне доверия. Он получил большую
серебряную медаль, нашили ему две звёздочки, и, если бы потом его не повесили у
Дукельского перевала, он давно бы уже ходил во взводных. А не повесить его после боя
никак нельзя было. Раз вызвался он идти на рекогносцировку, а патруль другого полка застиг
его за обшариванием трупов. Нашли у него часов штук восемь и много колец. Повесили у
штаба бригады.
— Из этого видно, — глубокомысленно заметил Швейк, — что каждый солдат сам
должен завоёвывать себе положение.
Раздался телефонный звонок. Старший писарь подошёл к телефону. Можно было
разобрать голос поручика Лукаша, который спрашивал, что с консервами. Было слышно, как
он давал нагоняй.
— Правда же, их нет, господин обер-лейтенант! — кричал в телефон Ванек. — Откуда
им там взяться, это только фантазия интендантства. Совсем напрасно было посылать туда
людей. Я хотел вам телефонировать. Я был в кантине? Кто сказал? Повар-оккультист из
офицерской кухни? Действительно, я позволил себе туда зайти. Знаете, господин обер-
лейтенант, как назвал этот самый оккультист всю панику с консервами? «Ужас
нерождённого». Никак нет, господин обер-лейтенант, я совершенно трезв. Что делает
Швейк? Он здесь. Прикажете его позвать?.. Швейк, к телефону! — крикнул старший писарь
и шёпотом добавил: — Если вас спросят, в каком виде я вернулся, скажите, что в полном
порядке.
Швейк у телефона:
— Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, у телефона Швейк.
— Послушайте, Швейк, как обстоит дело с консервами? Всё в порядке?
— Нет их, господин обер-лейтенант. Ни слуху ни духу.
— Я хотел бы, Швейк, чтобы вы, пока мы в лагере, по утрам всегда являлись ко мне с

160 Итак, в чём дело? (нем.)