Page 264 - Похождения бравого солдата Швейка

Пршибраме. Все отравленные умерли. Паштет из печёнки — ужаснейшая мерзость…
Балоун, трясясь всем телом, отошёл в сторону и сунул палец в рот. Его вырвало.
— Что с вами, Балоун?
— Блю-блю-ю, го-го-сподин об-бе-бер-лей-те-нант, — между приступами рвоты
кричал несчастный Балоун. — Э-э-э-то я со-со-жрал… — Изо рта страдальца Балоуна лезли
также куски станиолевой обёртки паштета.
— Как видите, господин обер-лейтенант, — ничуть не растерявшись, сказал Швейк, —
каждый сожранный паштет всегда лезет наружу, как шило из мешка. Я хотел взять вину на
себя, а он, болван, сам себя выдал. Балоун вполне порядочный человек, но сожрёт всё, что ни
доверь. Я знал ещё одного такого субъекта, тот служил курьером в банке. Этому можно было
доверить тысячи. Как-то раз он получал деньги в другом банке, и ему передали лишних
тысячу крон. Он тут же вернул их. Но послать его купить копчёного ошейка на пятнадцать
крейцеров было невозможно: обязательно по дороге сожрёт половину. Он был таким
невоздержанным по части жратвы, что, когда его посылали за ливерными колбасками, он по
дороге распарывал их перочинным ножиком, а дыры залеплял английским пластырем.
Пластырь для пяти маленьких ливерных колбасок обходился ему дороже, чем одна большая
ливерная колбаса.
Поручик Лукаш вздохнул и пошёл прочь.
— Не будет ли каких приказаний, господин обер-лейтенант? — прокричал вслед ему
Швейк, в то время как несчастный Балоун беспрерывно совал палец в глотку.
Поручик Лукаш махнул рукой и направился к продовольственному складу. На ум ему
пришла парадоксальная мысль: раз солдаты жрут печёночные паштеты своих офицеров —
Австрия выиграть войну не сможет.
Между тем Швейк перевёл Балоуна на другую сторону железнодорожного пути. По
дороге он утешал его, говоря, что они вместе осмотрят город и оттуда принесут поручику
дебреценских сосисок. Представление Швейка о столице венгерского королевства,
естественно, ограничивалось представлением об особом сорте копчёностей.

— Как бы наш поезд не ушёл, — заныл Балоун, ненасытность которого сочеталась с
исключительной скупостью.
— Когда едешь на фронт, — убеждённо заявил Швейк, — то никогда не опоздаешь,
потому как каждый поезд, отправляющийся на фронт, прекрасно понимает, что если он
будет торопиться, то привезёт на конечную станцию только половину эшелона. Впрочем, я
тебя прекрасно понимаю, Балоун! Дрожишь за свой карман.
Однако пойти им никуда не удалось, так как вдруг раздалась команда «по вагонам».
Солдаты разных рот возвращались к своим вагонам не солоно хлебавши. Вместо ста
пятидесяти граммов швейцарского сыра, которые им должны были здесь выдать, они
получили по коробке спичек и по открытке, изданной комитетом по охране воинских могил в
Австрии (Вена, XIX/4, ул. Канизиус). Вместо ста пятидесяти граммов швейцарского сыра им
вручили Седлецкое солдатское кладбище в Западной Галиции с памятником несчастным
ополченцам. Этот монумент был создан скульптором, отвертевшимся от фронта,
вольноопределяющимся старшим писарем Шольцем.
У штабного вагона царило необычайное оживление. Офицеры маршевого батальона
толпились вокруг капитана Сагнера, который взволнованно что-то рассказывал. Он только
что вернулся из комендатуры вокзала и держал в руках строго секретную телеграмму из
штаба бригады, очень длинную, с инструкциями и указаниями, как действовать в новой
ситуации, в которой очутилась Австрия 23 мая 1915 года.
Штаб телеграфировал, что Италия объявила войну Австро-Венгрии. Ещё в Бруке-на-
Лейте в Офицерском собрании во время сытных обедов и ужинов с полным ртом говорили о
странном поведении Италии, однако никто не ожидал, что исполнятся пророческие слова