Page 271 - Похождения бравого солдата Швейка

неизвестным причинам, ждал отправления третий день. О нём совершенно забыли и
потеряли из виду. Боснийцы целых два дня не получали обеда и ходили в Новый Пешт
христарадничать. Здесь, кроме злобной матерщины возмущённо жестикулирующих,
брошенных на произвол судьбы боснийцев, ничего не было слышно. Вскоре маршевый
батальон Девяносто первого полка был опять согнан, и солдаты расселись по вагонам.
Однако через минуту батальонный ординарец Матушич вернулся из станционной
комендатуры с сообщением, что поезд отправят только через три часа. Ввиду этого только
что собранных солдат снова выпустили из вагонов.
Перед самым отходом поезда в штабной вагон влетел страшно взволнованный
подпоручик Дуб и обратился к капитану Сагнеру с просьбой немедленно арестовать Швейка.
Подпоручик Дуб ещё в бытность свою преподавателем гимназии прослыл доносчиком. Он
любил поговорить с солдатом, выведать его убеждения, пользуясь случаем — наставить его
и разъяснить, почему они воюют и за что они воюют.
Во время обхода он увидел за вокзалом стоявшего у фонаря Швейка, который с
интересом рассматривал плакат какой-то благотворительной военной лотереи. На плакате
был изображён австрийский солдат, штыком пригвоздивший к стене оторопелого бородатого
казака.
Подпоручик Дуб похлопал Швейка по плечу и спросил, как это ему нравится.
— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, — ответил Швейк, — это глупость. Много
я видел глупых плакатов, но такой ерунды ещё не видел.
— Что же, собственно, вам тут не нравится? — спросил подпоручик Дуб.
— Мне не нравится, господин лейтенант, как солдат обращается с вверенным ему
оружием. Ведь о каменную стену он может поломать штык. А потом это вообще ни к чему,
его за это могут наказать, так как русский поднял руки и сдаётся. Он взят в плен, а с
пленными следует обращаться хорошо, всё же и они люди.
Подпоручик Дуб, продолжая прощупывать убеждения Швейка, задал ещё один вопрос:
— Вам жалко этого русского, не правда ли?
— Мне жалко, господин лейтенант, их обоих: русского, потому что его проткнули, и
нашего — потому что за это его арестуют. Он, господин лейтенант, как пить дать, сломает
штык, ведь стена-то каменная, а сталь она ломкая. Ещё перед войной, господин лейтенант,
когда я проходил действительную, у нас в роте был один лейтенант. Даже наш старший
фельдфебель не умеет так выражаться, как тот господин лейтенант. На учебном плацу он нам
говорил: «Когда раздаётся „Habacht“, ты должен выкатить зенки, как кот, когда гадит на
соломенную сечку». А в общем, это был очень хороший человек. Раз на рождество он
спятил: купил роте целый воз кокосовых орехов, и с тех пор я знаю, как ломки штыки.
Полроты переломало штыки об эти орехи, и наш подполковник приказал всех посадить под
арест. Три месяца нам не разрешалось выходить из казарм… а господин лейтенант сидел под
домашним арестом.
Подпоручик с ненавистью посмотрел на беззаботное лицо бравого солдата Швейка и
зло спросил:
— Вы меня знаете?
— Знаю, господин лейтенант.
Подпоручик Дуб вытаращил глаза и затопал ногами.
— А я вам говорю, что вы меня ещё не знаете!
Швейк невозмутимо-спокойно, как бы рапортуя, ещё раз повторил:
— Я вас знаю, господин лейтенант. Вы, осмелюсь доложить, из нашего маршевого
батальона.
— Вы меня не знаете, — снова закричал подпоручик Дуб. — Может быть, вы знали
меня с хорошей стороны, но теперь узнаете меня и с плохой стороны. Я не такой добрый, как
вам кажется. Я любого доведу до слёз. Так знаете теперь, с кем имеете дело, или нет?
— Знаю, господин лейтенант.
— В последний раз вам повторяю, вы меня не знаете! Осёл! Есть у вас братья?