Page 274 - Похождения бравого солдата Швейка

нашими постоянными конкурентами; ведь они платили за реквизированный скот вдвое
больше, чем мы. Пока мы стояли под Бардеевом, я на закупке скота сэкономил тысячу
двести крон с небольшим, да и то потому, что чаще всего мы вместо денег платили бонами с
печатью батальона. Особенно в последнее время, когда узнали, что русские находятся на
востоке от нас в Радвани, а на западе — в Подолине. Нет хуже работать с таким народом, как
тамошний: не умеют ни читать, ни писать, а вместо подписи ставят три крестика.
Наше интендантство было прекрасно осведомлено об этом, так что, когда мы посылали
туда за деньгами, я не мог приложить в качестве оправдательных документов подложные
квитанции о том, что я уплатил деньги. Это можно проделывать только там, где народ более
образованный и умеет подписываться. А к тому же, как я уже говорил, пруссаки платили
больше, чем мы, и платили наличными. Куда бы мы ни пришли, на нас смотрели как на
разбойников. Ко всему этому интендантство издало приказ о том, что квитанции,
подписанные крестиками, передаются полевым ревизорам. А их в те времена было полным-
полно! Придёт такой молодчик, нажрётся у нас, напьётся, а на другой день идёт на нас
доносить. Так этот майор Сойка ходил по всем этим кухням и раз как-то, вот разрази меня
бог, вытащил из котла мясо, отпущенное на всю четвёртую роту. Начал он со свиной головы
и заявил, что она недоварена, и велел её ещё немножко поварить для него. По правде сказать,
тогда мяса много не варили. На всю роту приходилось двенадцать прежних, настоящих
порций мяса. Но он всё это съел, потом попробовал похлёбку и поднял скандал: дескать, как
вода, и это, мол, непорядок — мясная похлёбка без мяса… Велел её заправить маслом и
бросить туда мои собственные макароны, сэкономленные за всё последнее время. Но пуще
всего меня возмутило то, что на подболтку похлёбки он загубил два кило сливочного масла,
которые я сэкономил в ту пору, когда была офицерская кухня. Хранилось оно у меня на
полочке над койкой. Как он заорёт на меня: «Это чьё?» Я отвечаю, что согласно раскладке
последнего дивизионного приказа на каждого солдата для усиления питания полагается
пятнадцать граммов масла или двадцать один грамм сала, но так как жиров не хватает, то
запасы масла мы храним, пока не наберётся столько, что можно будет усилить питание
команды маслом в полной мере.
Майор Сойка разозлился и начал орать, что я, наверно, жду, когда придут русские и
отберут у нас последние два кило масла. «Немедленно положить это масло в похлёбку, раз
похлёбка без мяса!» Так я потерял весь свой запас. Верите ли, когда бы он ни появился,
всегда мне на горе. Постепенно он так навострился, что сразу узнавал, где лежат мои запасы.
Как-то раз я сэкономил на всей команде говяжью печёнку, и хотели мы её тушить. Вдруг он
полез под койку и вытащил её. В ответ на его крики я ему говорю, что печёнку эту ещё днём
решено было закопать по совету кузнеца из артиллерии, окончившего ветеринарные курсы.
Майор взял одного рядового из обоза и с этим рядовым принялся в котелках варить эту
печёнку на горе под скалами. Здесь ему и пришёл капут. Русские увидели огонь да дёрнули
по майору и по его котелку восемнадцатисантиметровкой. Потом мы пошли туда
посмотреть, но разобрать, где говяжья печёнка, а где печёнка господина майора, было уже
невозможно.

* * *

Пришло сообщение, что эшелон отправится не раньше, чем через четыре часа. Путь на
Хатван занят поездами с ранеными. Ходили слухи, что у Эгера столкнулись санитарный
поезд с поездом, вёзшим артиллерию. Из Будапешта отправлены туда поезда, чтоб оказать
помощь.
Фантазия батальона разыгралась. Толковали о двух сотнях убитых и раненых, о том,
что эта катастрофа подстроена: нужно же было замести следы мошенничества при
снабжении раненых.
Это дало повод к острой критике снабжения батальона и к разговорам о воровстве на
складах и в канцеляриях.