Page 316 - Похождения бравого солдата Швейка

много значат.
Кунерт совершенно обалдел и поплёлся за Швейком к штабному вагону.
Подпоручик Дуб, высовываясь из окна, заорал:
— Что вам здесь нужно, негодяи?
— Держись с достоинством, — советовал Швейк Кунерту, вталкивая его в вагон.
В коридор вагона вошёл поручик Лукаш, а за ним капитан Сагнер. Поручик Лукаш,
переживший столько неприятностей из-за Швейка, был очень удивлён, ибо лицо Швейка
утратило обычное добродушие и не имело знакомого всем милого выражения. Скорее
наоборот, на нём было написано, что произошли новые неприятные события.
— Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, — сказал Швейк, — дело идёт о
рапорте.
— Только, пожалуйста, не валяй дурака, Швейк! Мне это уже надоело.
— С вашего разрешения, я ординарец вашей маршевой роты, а вы, с вашего
разрешения, изволите быть командиром одиннадцатой роты. Я знаю, это выглядит очень
странно, но я знаю также и то, что господин лейтенант Дуб подчинён вам.
— Вы, Швейк, окончательно спятили! — прервал его поручик Лукаш. — Вы пьяны и
лучше всего сделаете, если уйдёте отсюда. Понимаешь, дурак, скотина?!
— Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, — сказал Швейк, подталкивая
вперёд Кунерта, — это похоже на то, как однажды в Праге испытывали защитную решётку,
чтоб никого не переехало трамваем. В жертву принёс себя сам изобретатель, а потом городу
пришлось платить его вдове возмещение.
Капитан Сагнер, не зная, что сказать, кивал в знак согласия головой, в то время как
лицо поручика Лукаша выражало полнейшее отчаяние.
— Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, обо всём следует рапортовать, —
неумолимо продолжал Швейк. — Ещё в Бруке вы говорили мне, господин обер-лейтенант,
что уж если я стал ординарцем роты, то у меня есть и другие обязанности, кроме всяких
приказов. Я должен быть информирован обо всём, что происходит в роте. На основании
этого распоряжения я позволю себе доложить вам, господин обер-лейтенант, что господин
лейтенант Дуб ни с того ни с сего надавал пощёчин своему денщику. Осмелюсь доложить,
господин обер-лейтенант, я об этом и говорить бы не стал, но раз господин лейтенант Дуб
является вашим подчинённым, я решил, что мне следует рапортовать.
— Странная история, — задумался капитан Сагнер. — Почему вы всё время, Швейк,
подталкиваете к нам Кунерта?
— Осмелюсь доложить, господин батальонный командир, обо всём следует
рапортовать. Он глуп, ему господин лейтенант Дуб набил морду, а ему совестно одному идти
с рапортом. Господин капитан, извольте только взглянуть, как у него трясутся колени, он еле
жив, оттого что должен идти с рапортом. Не будь меня, он никогда не решился бы пойти с
рапортом. Вроде того Куделя из Бытоухова, который на действительной службе до тех пор
ходил на рапорт, пока его не перевели во флот, где он дослужился до корнета, а потом на
каком-то острове в Тихом океане был объявлен дезертиром. Потом он там женился и
беседовал как-то с путешественником Гавласой, который никак не мог отличить его от
туземца. Вообще очень печально, когда из-за каких-то идиотских пощёчин приходится идти
на рапорт. Он вообще не хотел сюда идти, говорил, что сюда не пойдёт. Он получил этих
оплеух столько, что теперь даже не знает, о которой оплеухе идёт речь. Он сам никогда бы
не пошёл сюда и вообще не хотел идти на рапорт. Он и впредь, позволит себя избивать
сколько влезет. Осмелюсь доложить, господин капитан, посмотрите на него: он со страху
обделался. С другой же стороны, он должен был тотчас же пожаловаться, потому что
получил несколько пощёчин. Но он не отважился, так как знал, что лучше, как писал один
поэт, быть «скромной фиалкой». Он ведь состоит денщиком у господина лейтенанта Дуба.