Page 314 - Похождения бравого солдата Швейка

— Вы, значит, думаете, что солдат должен бросать патроны или штыки, чтоб они
валялись где-нибудь в овраге, как вон там?
— Никак нет, ни в коем случае, господин лейтенант, — приятно улыбаясь, ответил
Швейк, — извольте посмотреть вон туда, вниз, на этот брошенный железный ночной
горшок.
И действительно, под насыпью среди черепков вызывающе торчал ночной горшок с
отбитой эмалью и изъеденный ржавчиной. Все эти предметы, негодные для домашнего
употребления, начальник вокзала складывал сюда как материал для дискуссий археологов
будущих столетий, которые, открыв это становище, совершенно обалдеют, а дети в школах
будут изучать век эмалированных ночных горшков.
Подпоручик Дуб посмотрел на этот предмет, и ему ничего не оставалось, как только
констатировать, что это действительно один из тех инвалидов, который юность свою провёл
под кроватью.
На всех это произвело колоссальное впечатление. И так как подпоручик Дуб молчал,
заговорил Швейк:
— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, что однажды с таким вот ночным
горшком произошла презабавная история на курорте Подебрады… Об этом рассказывали у
нас в трактире на Виноградах. В то время в Подебрадах начали издавать журнальчик
«Независимость», во главе которого стал подебрадский аптекарь, а редактором поставили
Владислава Гаека из Домажлиц.
Аптекарь был большой чудак. Он собирал старые горшки и прочую дребедень, набрал
прямо-таки целый музей. А этот самый домажлицкий Гаек позвал в гости своего приятеля,
который тоже писал в газеты. Ну нализались они что надо, так как уже целую неделю не
виделись. И тот ему обещал за угощение написать фельетон в эту самую «Независимость», в
независимый журнал, от которого он зависел. Ну и написал фельетон про одного
коллекционера, который в песке на берегу Лабы нашёл старый железный ночной горшок и,
приняв его за шлем святого Вацлава, поднял такой шум, что посмотреть на этот шлем
прибыл с процессией и с хоругвями епископ Бриних из Градца. Подебрадский аптекарь
решил, что это намёк, и подал на Гаека в суд.
Подпоручик с большим удовольствием столкнул бы Швейка вниз, но сдержался и
заорал на всех:
— Говорю вам, не глазеть тут попусту! Вы все меня ещё не знаете, но вы меня узнаете!
Вы останетесь здесь, Швейк, — приказал он грозно, когда Швейк вместе с остальными
направился к вагону.
Они остались с глазу на глаз. Подпоручик Дуб размышлял, что бы такое сказать
пострашнее, но Швейк опередил его:
— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, хорошо, если удержится такая погода.
Днём не слишком жарко, а ночи очень приятные. Самое подходящее время для военных
действий.

Подпоручик Дуб вытащил револьвер и спросил:
— Знаешь, что это такое?
— Так точно, господин лейтенант, знаю. У нашего обер-лейтенанта Лукаша точь-в-точь
такой же.
— Так запомни, мерзавец, — строго и с достоинством сказал подпоручик Дуб, снова
пряча револьвер. — Знай, что дело кончится очень плохо, если ты и впредь будешь вести
свою пропаганду.
Уходя, подпоручик Дуб довольно повторял про себя: «Это я ему хорошо сказал: «про-
па-ган-ду, да, про-па-ган-ду!..»
Прежде чем влезть в вагон, Швейк прошёлся немного, ворча себе под нос: