Page 318 - Похождения бравого солдата Швейка

обед в счёт тех ужинов и обедов, которые солдаты недополучили в пути. Балоун только
одобрительно кивал головою и шептал: «Вот увидите, товарищи, господь бог нас не
оставит».
Все откровенно расхохотались, а кашевар, сидя на полевой кухне, запел:

Жупайдия, жупайда,
Бог не выдаст никогда,
Коли нас посадит в лужу,
Сам же вытащит наружу,
Коли в лес нас заведёт,
Сам дорогу нам найдёт.
Жупайдия, жупайда,
Бог не выдаст никогда.

За станцией Шавне, в долине, опять начали попадаться военные кладбища. С поезда
был виден каменный крест с обезглавленным Христом, которому снесло голову при обстреле
железнодорожного пути.
Поезд набирал скорость, летя по лощине к Саноку. Всё чаще попадались разрушенные
деревни. Они тянулись по обеим сторонам железной дороги до самого горизонта.
Около Кулашны, внизу, в реке лежал разбитый поезд Красного Креста, рухнувший с
железнодорожной насыпи.
Балоун вылупил глаза, его особенно поразили раскиданные внизу части паровоза.
Дымовая труба врезалась в железнодорожную насыпь и торчала, словно
двадцативосьмисантиметровое орудие.

Эта картина привлекла внимание всего вагона. Больше других возмущался повар
Юрайда:
— Разве полагается стрелять в вагоны Красного Креста?
— Не полагается, но допускается, — ответил Швейк. — Попадание было хорошее, ну, а
потом каждый может оправдаться, что случилось это ночью, красного креста не заметили.
На свете вообще много чего не полагается, что допускается. Главное, попытаться сделать то,
чего делать нельзя. Во время императорских манёвров под Писеком пришёл приказ, что в
походе запрещается связывать солдат «козлом». Но наш капитан додумался сделать это
иначе. Над приказом он только смеялся, ведь ясно, что связанный «козлом» солдат не может
маршировать. Так он, в сущности, этого приказа не обходил, а просто-напросто бросал
связанных солдат в обозные повозки и продолжал поход. Или вот ещё случай, который
произошёл на нашей улице лет пять-шесть назад. В одном доме, во втором этаже, жил пан
Карлик, а этажом выше — очень порядочный человек, студент консерватории Микеш. Этот
Микеш был страшный бабник, начал он, между прочим, ухаживать за дочерью пана Карлика,
у которого была транспортная контора и кондитерская да где-то в Моравии переплётная
мастерская на чужое имя. Когда пан Карлик узнал, что студент консерватории ухаживает за
его дочерью, он пошёл к нему на квартиру и сказал: «Я вам запрещаю жениться на моей
дочери, босяк вы этакий! Я не выдам её за вас». — «Хорошо, — ответил пан Микеш, — что
же делать, нельзя так нельзя! Не пропадать же мне совсем!» Через два месяца пан Карлик
снова пришёл к студенту да ещё привёл свою жену, и оба они в один голос воскликнули:
«Мерзавец! Вы обесчестили нашу дочь!» — «Совершенно верно, — подтвердил он. — Я,
милостивая государыня, попортил девчонку!» Пан Карлик стал орать на него, хоть это было
совсем ни к чему. Он, мол, говорил, что не выдаст дочь за босяка. А тот ему в ответ
совершенно резонно заявил, что он и сам не женится на такой: тогда же не было речи о том,
что он может с ней сделать. Об этом они никаких разговоров не вели, а он своё слово