Page 315 - Похождения бравого солдата Швейка

— Куда же мне его зачислить? — И чем дальше, тем отчётливее в сознании Швейка
возникало прозвище «полупердун».
В военном лексиконе слово «пердун» издавна пользовалось особой любовью. Это
почётное наименование относилось главным образом к полковникам или пожилым
капитанам и майорам. «Пердун» было следующей ступенью прозвища «дрянной
старикашка»… Без этого эпитета слово «старикашка» было ласкательным обозначением
старого полковника или майора, который часто орал, но любил своих солдат и не давал их в
обиду другим полкам, особенно когда дело касалось чужих патрулей, которые вытаскивали
солдат его части из кабаков, если те засиживались сверх положенного времени.
«Старикашка» заботился о солдатах, следил, чтобы обед был хороший. Однако у
«старикашки» непременно должен быть какой-нибудь конёк. Как сядет на него, так и поехал!
За это его и прозывали «старикашкой».
Но если «старикашка» понапрасну придирался к солдатам и унтерам, выдумывал
ночные учения и тому подобные штуки, то он становился из просто «старикашки»
«паршивым старикашкой» или «дрянным старикашкой».
Высшая степень непорядочности, придирчивости и глупости обозначалась словом
«пердун». Это слово заключало всё. Но между «штатским пердуном» и «военным пердуном»
была большая разница.
Первый, штатский, тоже является начальством, в учреждениях так его называют
обычно курьеры и чиновники. Это филистер-бюрократ, который распекает, например, за то,
что черновик недостаточно высушен промокательной бумагой и т. п. Это исключительный
идиот и скотина, осёл, который строит из себя умного, делает вид, что всё понимает, всё
умеет объяснить, и к тому же на всех обижается.
Кто был на военной службе, понимает, конечно, разницу между этим типом и
«пердуном» в военном мундире. Здесь это слово обозначало «старикашку», который был
настоящим «паршивым старикашкой», всегда лез на рожон и тем не менее останавливался
перед каждым препятствием. Солдат он не любил, безуспешно воевал с ними, не снискал у
них того авторитета, которым пользовался просто «старикашка» и отчасти «паршивый
старикашка».
В некоторых гарнизонах, как, например, в Тренто, вместо «пердуна» говорили «наш
старый нужник». Во всех этих случаях дело шло о человеке пожилом, и если Швейк
мысленно назвал подпоручика Дуба «полупердуном», то поступил вполне логично, так как и
по возрасту, и по чину, и вообще по всему прочему подпоручику Дубу до «пердуна» не
хватало ещё пятидесяти процентов.
Возвращаясь с этими мыслями к своему вагону, Швейк встретил денщика Кунерта.
Щека у Кунерта распухла, он невразумительно пробормотал, что недавно у него произошло
столкновение с господином подпоручиком Дубом, который ни с того ни с сего надавал ему
оплеух: у него, мол, имеются определённые доказательства, что Кунерт поддерживает связь
со Швейком.
— В таком случае, — рассудил Швейк, — идём подавать рапорт. Австрийский солдат
обязан сносить оплеухи только в определённых случаях. Твой хозяин переступил все
границы, как говаривал старый Евгений Савойский: «От сих до сих». Теперь ты обязан идти
с рапортом, а если не пойдёшь, так я сам надаю тебе оплеух. Тогда будешь знать, что такое
воинская дисциплина. В Карпинских казармах был у нас лейтенант по фамилии Гауснер. У
него тоже был денщик, которого он бил по морде и награждал пинками. Как-то раз он так
набил морду этому денщику, что тот совершенно обалдел и пошёл с рапортом, а при рапорте
всё перепутал и сказал, что ему надавали пинков. Ну, лейтенант доказал, что солдат врёт: в
тот день он никаких пинков ему не давал, бил только по морде. Конечно, разлюбезного
денщика за ложное донесение посадили на три недели. Однако это дела не меняет, —
продолжал Швейк. — Ведь это как раз то самое, что любил повторять студент-медик
Гоубичка. Он говорил, что всё равно, кого вскрыть в анатомическом театре, человека,
который повесился или который отравился. Я иду с тобой. Пара пощёчин на военной службе