Page 44 - Сказки об Италии

— Отставной военный, сразу видно….
Заметив, что на него смотрят, седой вынул сигару изо рта и вежливо поклонился
русским, — старшая дама вздернула голову вверх и, приставив к носу лорнет, вызывающе
оглядела его, усач почему-то сконфузился, быстро отвернувшись, выхватил из кармана часы
и снова стал раскачивать их в воздухе. На поклон ответил только толстяк, прижав
подбородок ко груди, — это смутило итальянца, он нервно сунул сигару в угол рта и
вполголоса спросил пожилого лакея:
— Русские?
— Да, сударь! Русский губернатор с его фамилией…
— Какие у них всегда добрые лица…
— Очень хороший народ…
— Лучшие из славян, конечно…
— Немножко небрежны, сказал бы я…
— Небрежны? Разве?
— Мне так кажется — небрежны к людям.
Толстый русский покраснел и, широко улыбаясь, сказал негромко:
— Про нас говорит…
— Что? — брезгливо сморщив лицо, спросила старшая.
— Лучшие, говорит, славяне, — ответил толстяк, хихикнув.
— Они — льстивы, — заявила дама, а рыжий Иван спрятал часы и, закручивая усы
обеими руками, пренебрежительно проговорил:
— Все они изумительно невежественны в отношении к нам…
— Тебя — хвалят, — сказал толстый, — а ты находишь, что это по невежеству…
— Глупости! Я не о том, а вообще… Я сам знаю, что мы — лучшие.
Человек с бакенбардами, всё время внимательно следивший, как играют дельфины,
вздохнул и, покачивая головою, заметил:
— Какая глупая рыба!
К седому итальянцу подошли еще двое: старик, в черном сюртуке, в очках, и
длинноволосый юноша, бледный, с высоким лбом, густыми бровями; они все трое встали к
борту, шагах в пяти от русских, седой тихонько говорил:
— Когда я вижу русских — я вспоминаю Мессину…
— Помните, как мы встречали матросов в Неаполе? — спросил юноша.
— Да! Они не забудут этот день в своих лесах!
— Видели вы медаль в честь их?
— Мне не нравится работа.
— О Мессине говорят, — сообщил толстый своим.
— И — смеются! — воскликнула молодая дама. — Удивительно!
Чайки нагнали пароход, одна из них, сильно взмахивая кривыми крыльями, повисла
над бортом, и молодая дама стала бросать ей бисквиты. Птицы, ловя куски, падали за борт и
снова, жадно вскрикивая, поднимались в голубую пустоту над морем. Итальянцам принесли
кофе, они тоже начали кормить птиц, бросая бисквиты вверх, — дама строго сдвинула брови
и сказала:
— Вот обезьяны!
Толстый вслушался в живую беседу итальянцев и снова сообщил:
— Он не военный, а купец, говорит о торговле с нами хлебом и что они могли бы
покупать у нас также керосин, лес и уголь.
— Я сразу видела, что не военный, — призналась старшая дама.
Рыжий опять начал говорить о чем-то в ухо бакенбардисту, тот слушал его и
скептически растягивал рот, а юноша итальянец говорил, искоса поглядывая в сторону
русских:
— Как жаль, что мы мало знаем эту страну больших людей с голубыми глазами!
Солнце уже высоко и сильно жжет, ослепительно блестит море, вдали, с правого борта,