Page 46 - Сказки об Италии
P. 46

нее острые, уши большие и желтые, точно увядшие листья. Толстый внимательно и покорно
               вслушивается в бойкий рассказ кудрявого итальянца.
                     — У  них,  синьоры,  существует,  должно  быть,  очень  древний  закон,  воспрещающий
               евреям посещать Москву, — это, очевидно, пережиток деспотизма, знаете — Иван Грозный!
               Даже в Англии есть много архаических законов, не отмененных и по сегодня. А может быть,
               этот  еврей  мистифицировал  меня,  одним  словом,  он  почему-то  не  имел  права  посетить
               Москву — древний город царей, святынь…
                     — А у нас, в Риме — мэр иудей, — в Риме, который древнее и священнее Москвы, —
               сказал юноша, усмехаясь.
                                                      8
                     — И ловко бьет папу-портного!  — вставил старик в очках, громко хлопнув в ладоши.
                     — О чем кричит старик? — спросила дама, опуская руки.
                     — Ерунда какая-то. Они говорят на неаполитанском диалекте…
                     — Он  приехал  в  Москву,  нужно  иметь  кров,  и  вот  этот  еврей  идет  к  проститутке,
               синьоры, больше некуда, — так говорил он…
                     — Басня! — решительно сказал старик и отмахнулся рукой от рассказчика.
                     — Говоря правду, я тоже думаю так.
                     — А что было далее? — спросил юноша.
                     — Она выдала его полиции, но сначала взяла с него деньги, как будто он пользовался
               ею…
                     — Гадость! — сказал старик. — Он человек грязного воображения, и только. Я знаю
               русских по университету — это добрые ребята…
                     Толстый русский, отирая платком потное лицо, сказал дамам, лениво и равнодушно:
                     — Он рассказывает еврейский анекдот.
                     — С таким жаром! — усмехнулась молодая дама, а другая заметила:
                     — В этих людях, с их жестами и шумом, есть все-таки что-то скучное…
                     На берегу растет город; поднимаются из-за холмов дома и, становясь всё теснее друг ко
               другу,  образуют  сплошную  стену  зданий,  точно  вырезанных  из  слоновой  кости  и
               отражающих солнце.
                     — Похоже на Ялту, — определяет молодая дама, вставая. — Я пойду к Лизе.
                     Покачиваясь,  она  медленно  понесла  по  палубе  свое  большое  тело,  окутанное
               голубоватой материей, а когда поравнялась с группою итальянцев, седой прервал свою речь
               и сказал тихонько:
                     — Какие прекрасные глаза!
                     — Да, — качнул головою старик в очках. — Вот такова, вероятно, была Базилида!
                     — Базилида — византиянка?
                     — Я вижу ее славянкой…
                     — Говорят о Лидии, — сказал толстый.
                     — Что? — спросила дама. — Конечно, пошлости?
                     — О ее глазах. Хвалят…
                     Дама сделала гримасу.
                     Сверкая медью, пароход ласково и быстро прижимался всё ближе к берегу, стало видно
               черные стены мола, из-за них в небо поднимались сотни мачт, кое-где неподвижно висели
               яркие лоскутья флагов, черный дым таял в воздухе, доносился запах масла, угольной пыли,
               шум работ в гавани и сложный гул большого города.
                     Толстяк вдруг рассмеялся.
                     — Ты — что? — спросила дама, прищурив серые, полинявшие глаза.
                     — Разгромят их немцы, ей-богу, вот увидите!
                     — Чему же ты радуешься?
                     — Так…


                 8   Фамилия папы — Сарто = портной.
   41   42   43   44   45   46   47   48   49   50   51