Page 50 - Сказки об Италии

XVIII

Если жизнь стала такова, что человек уже не находит куска хлеба на земле, удобренной
костями его предков, — не находит и, гонимый нуждою, уезжает скрепя сердце на юг
Америки, за тридцать дней пути от родины своей, — если жизнь такова, что вы хотите от
человека?
Кто бы он ни был — всё равно! Он — как дитя, оторванное от груди матери, вино
чужбины горько ему и не радует сердца, но отравляет его тоскою, делает рыхлым, как губка,
и, точно губка воду, это сердце, вырванное из груди родины, — жадно поглощает всякое зло,
родит темные чувства.
У нас, в Калабрии, молодые люди перед тем, как уехать за океан, женятся, — может
быть, для того, чтоб любовью к женщине еще более углубить любовь к родине, — ведь
женщина так же влечет к себе, как родина, и ничто не охраняет человека на чужбине лучше,
чем любовь, зовущая его назад, на лоно своей земли, на грудь возлюбленной.
Но эти свадьбы обреченных нуждою на изгнание почти всегда бывают прологами к
страшным драмам рока, мести и крови, и — вот что случилось недавно в Сенеркии, коммуне,
лежащей у отрогов Апеннин.
Эту историю, простую и страшную, точно она взята со страниц Библии, надобно начать
издали, за пять лет до наших дней и до ее конца: пять лет тому назад в горах, в маленькой
деревне Сарачена жила красавица Эмилия Бракко, муж ее уехал в Америку, и она находилась
в доме свекра. Здоровая, ловкая работница, она обладала прекрасным голосом и веселым
характером — любила смеяться, шутить и, немножко кокетничая своей красотой, сильно
возбуждала горячие желания деревенских парней и лесников с гор.
Играя словами, она умела беречь свою честь замужней женщины, ее смех будил много
сладких мечтаний, но никто не мог похвалиться победою над ней.
Вы знаете, что больше всех в мире страдают завистью дьявол и старуха: около Эмилии
была свекровь, а дьявол всегда там, где можно сделать зло.
— Ты слишком весела без мужа, моя милая, — говорила старуха, — я, пожалуй,
напишу ему об этом. Смотри, я слежу за каждым шагом твоим, помни, — твоя честь — наша
честь.
Сначала Эмилия миролюбиво убеждала свекровь, что она любит ее сына, ей не в чем
упрекнуть себя. А та всё чаще и сильней оскорбляла ее подозрениями и, возбуждаемая
дьяволом, принялась болтать направо и налево о том, что невестка потеряла стыд.
Услышав это, Эмилия испугалась и стала умолять ведьму, чтоб она не губила ее своими
россказнями, клялась, что она ни в чем не виновна пред мужем, даже в мечтах не испытывает
искушения изменить ему, а старуха — не верила ей.
— Знаю я, — говорила она, — ведь я тоже была молода, знаю я цену этим клятвам!
Нет, я уж написала сыну, чтоб он возвращался скорее отомстить за свою честь!
— Ты написала? — тихо спросила Эмилия.
— Да.
— Хорошо…
Наши мужчины ревнивы, как арабы, — Эмилия понимала, чем грозит ей возвращение
мужа.
На другой день свекровь пошла в лес собирать сухие сучья, а Эмилия — за нею,
спрятав под юбкой топор. Красавица сама пришла к карабинерам сказать, что свекровь убита
ею.
— Лучше быть убийцей, чем слыть за бесстыдную, когда честна, — сказала она.
Суд над нею был триумфом ее: почти всё население Сенеркии пошло в свидетели за
нее, ж многие со слезами говорили судьям:
— Она невинна, она погублена напрасно!
Только один преподобный архиепископ Коцци решился поднять голос против