Page 53 - Сказки об Италии

мать.
Потом пришла к Донато и тоже, со всей энергией, предупредила его:
— Оставь мою дочь в покое, а то худо будет тебе!
— Послушай, — стал умолять ее молодой человек, — ведь я навсегда полюбил эту
женщину, несчастную столько же, как я сам! Позволь мне увезти ее под другое небо, и всё
будет хорошо!
Он только подлил масла в огонь этими словами.
— Вы хотите бежать? — с яростью и отчаянием вскричала Серафина. — Нет, этого не
будет!
Они расстались, рыча, как звери, и глядя друг на друга огненными глазами
непримиримых врагов.
С этого дня Серафина стала следить за влюбленными, как умная собака за дичью, что,
однако, не мешало им видеться украдкой, ночами — ведь любовь хитра и ловка тоже, как
зверь.
Но однажды Серафине удалось подслушать, как ее дочь и Гварначья обсуждали план
своего бегства, — в эту злую минуту она решилась на страшное дело.
В воскресенье народ собрался в церковь слушать мессу; впереди стояли женщины в
ярких праздничных юбках и платках, сзади них, на коленях, мужчины; пришли и
влюбленные помолиться мадонне о своей судьбе.
Серафина Амато явилась в церковь позднее всех, тоже одетая по-праздничному, в
широком, вышитом цветными шерстями переднике поверх юбки, а под передником —
топор.
Медленно, с молитвою на устах, она подошла к изображению архангела Михаила,
патрона Сенеркии, преклонила колена пред ним, коснулась рукою его руки, а потом своих
губ и, незаметно пробравшись к соблазнителю дочери, стоявшему на коленях, дважды
ударила его по голове, вырубив на ней римское пять или букву V, что значит — вендетта,
месть.
Вихрь ужаса охватил людей, с криком и воплями все бросились к выходу, многие упали
без чувств на кафли пола, многие плакали, как дети, а Серафина стояла с топором в руке над
беднягой Донато и бесчувственной дочерью своей, как Немезида деревни, богиня
правосудия людей с прямою душой.
Так стояла она много минут, а когда люди, придя в себя, схватили ее, она стала громко
молиться, подняв к небу глаза, пылающие дикой радостью:
— Святой Михаил — благодарю тебя! Это ты дал мне нужную силу, чтоб отомстить за
поруганную честь женщины, моей дочери!
Когда же она узнала, что Гварначья жив и его отнесли на стуле в аптеку, чтобы
перевязать страшные раны, ее охватил трепет, и, вращая безумными, полными страха
глазами, она сказала:
— Нет, нет, я верю в бога, он умрет, этот человек! Ведь я нанесла очень тяжкие раны,
это чувствовали руки мои, и — бог справедлив — этот человек должен умереть!..
Скоро эту женщину будут судить и, конечно, осудят тяжко, но — чему может научить
удар того человека, который сам себя считает вправе наносить удары и раны? Ведь железо не
становится мягче, когда его куют.
Суд людей говорит человеку:
— Ты — виновен!
Человек отвечает «да» или «нет», и всё остается так, как было раньше.
А в конце концов, дорогие синьоры, надо сказать, что человек должен расти, плодиться
там, где его посеял господь, где его любит земля и женщина…

XIX

Старик Джиованни Туба еще в ранней молодости изменил земле ради моря — эта