Page 71 - Сказки об Италии

И десяток голосов ответил радостно, дружески:
— Добрый вечер, Паоло, товарищ! К нам? Стакан вина?
— Нет… Благодарю!
Мать, вздохнув, сказала:
— И тебя очень любят все наши…
— Наши, донна Филомена?
— Э, не смейся! Не чужая своему народу говорит с тобой. Все любят вас: тебя и его…
Высокий взял девушку под руку, говоря:
— Все и — еще одна. Так?
— Да, — тихо сказала девушка. — Конечно…
Тогда мать рассмеялась негромко:
— Ах, дети!.. Слушаешь вас, смотришь и — веришь: да, вы станете жить лучше, чем
жили мы…
И все трое рядом скрылись в улице города, узкой и растрепанной, как рукав старой,
изношенной одежды…

XXV

С утра шумно и обильно лился дождь, но к полудню тучи иссякли, их темная ткань
истончилась, и, разорванную на множество дымных кусков, ветер угнал ее в море, а там она
вновь плотно свилась в синевато-сизую массу, положив густую тень на море, успокоенное
дождем.
На востоке небо темно, в темноте рыщут молнии, а над островом ослепительно пылает
великолепное солнце.
Если смотреть на остров издали, с моря, он должен казаться подобным богатому храму
в праздничный день: весь чисто вымыт, щедро убран яркими цветами, всюду сверкают
крупные капли дождя — топазами на желтоватом молодом листе винограда, аметистами на
гроздьях глициний, рубинами на кумаче герани, и точно изумруды всюду на траве, в густой
зелени кустарника, на листве деревьев.
Тихо, как всегда бывает тотчас после дождя; чуть слышен тонкий звон ручья,
невидимого среди камней, под корнями молочая, ежевики и пахучего, запутанного ломоноса.
Внизу мягко звучит море.
Золотые стрелы дрока поднялись в небо и качаются тихонько, отягченные влагой,
бесшумно стряхивая ее с причудливых своих цветов.
На сочном фоне зелени горит яркий спор светло-лиловых глициний с кровавой геранью
и розами, рыжевато-желтая парча цветов молочая смешана с темным бархатом ирисов и
левкоев — всё так ярко и светло, что кажется, будто цветы поют, как скрипки, флейты и
страстные виолончели.
Влажный воздух душист и хмелен, как старое, крепкое вино.
Под серой скалою, расколотой, изорванной взрывами, покрытой в трещинах жирными
окисями железа, среди желтых и серых камней, от которых льется кисловатый запах
динамита, сидят, обедая, четверо каменоломов — крепкие мужики в мокрых лохмотьях, в
кожаных лаптях.
Не спеша, они вкусно едят из большой плошки крепкое мясо спрута, зажаренного с
картофелем и помидорами в оливковом масле, и пьют поочередно красное вино из горлышка
бутылки.
Двое из них — бритые и похожие друг на друга, как братья, — кажется даже, что они
близнецы; один — маленький, кривой и колченогий, напоминает суетливыми движениями
сухого тела старую ощипанную птицу; четвертый — широкоплечий, бородатый и
горбоносый человек средних лет, сильно седой.
Отламывая большие куски хлеба, он расправляет ими усы, мокрые от вина, и, вложив
кусок в темный рот, говорит, мерно двигая волосатыми челюстями: