Page 112 - Вино из одуванчиков

его губам.

Старуха порывисто выпрямилась в своем кресле. Руки застыли на
коленях. Глаза, устремленные на него, медленно наполнялись слезами.
Билл растерялся.
— Простите меня, — сказал он наконец. — Ради бога, простите.
— Ничего. — Она по-прежнему сидела выпрямившись, стиснув руки
на коленях, и не смахивала слез. — Теперь вам лучше уйти. Да, завтра
можете прийти опять, а сейчас, пожалуйста, уходите, и ничего больше не
надо говорить.
Он пошел прочь через сад, оставив ее в тени за столом. Оглянуться он
не посмел.

Прошло четыре дня, восемь, двенадцать; его приглашали то к чаю, то
на ужин, то на обед. В долгие зеленые послеполуденные часы они сидели и
разговаривали — об искусстве, о литературе, о жизни, обществе и
политике. Ели мороженое, жареных голубей, пили хорошие вина.
— Меня никогда не интересовало, что болтают люди, — сказала она
однажды. — А они болтают, да? Билл смущенно поерзал на стуле.

— Так я и знала. Про женщину всегда сплетничают, даже если ей уже
стукнуло девяносто пять.
— Я могу больше не приходить.
— Что вы! — воскликнула она и тотчас опомнилась. — Это
невозможно, вы и сами знаете, — продолжала она спокойнее. — Да ведь и
вам все равно, что они там подумают и что скажут, правда? Мы-то с вами
знаем — ничего худого тут нет.
— Конечно, мне все равно, — подтвердил он.
— Тогда мы еще поиграем в нашу игру. — Мисс Лумис откинулась в
кресле. — Куда на этот раз? В Париж? Давайте в Париж.
— В Париж. — Билл согласно кивнул.
— Итак, — начала она, — на дворе год тысяча восемьсот восемьдесят

пятый, и мы садимся на пароход в нью-йоркской гавани. Вот наш багаж,
вот билеты, там — линия горизонта. И мы уже в открытом море. Подходим
к Марселю…
Она стоит на мосту и глядит вниз, в прозрачные воды Сены, и вдруг он
оказывается рядом с ней и тоже глядит вниз, на волны лета, бегущие мимо.
Вот в белых пальцах у нее рюмка с аперитивом, и снова он тут как тут,
наклоняется к ней, чокается, звенят рюмки. Он видит себя в зеркалах
Версаля, над дымящимися доками Стокгольма, они вместе читают вывески
цирюльников вдоль каналов Венеции. Все, что она видела одна, они видят