Page 29 - Герой нашего времени

певунья?» – «Кто крестил, тот знает». – «А кто крестил?» – «Почему я знаю?» – «Экая
скрытная! а вот я кое-что про тебя узнал». (Она не изменилась в лице, не пошевельнула
губами, как будто не об ней дело). «Я узнал, что ты вчера ночью ходила на берег». И тут я
очень важно пересказал ей все, что видел, думая смутить ее – нимало! Она захохотала во все
горло. «Много видели, да мало знаете, так держите под замочком». – «А если б я, например,
вздумал донести коменданту?» – и тут я сделал очень серьезную, даже строгую мину. Она
вдруг прыгнула, запела и скрылась, как птичка, выпугнутая из кустарника. Последние мои
слова были вовсе не у места, я тогда не подозревал их важности, но впоследствии имел случай
в них раскаяться.
Только что смеркалось, я велел казаку нагреть чайник по-походному, засветил свечу и
сел у стола, покуривая из дорожной трубки. Уж я заканчивал второй стакан чая, как вдруг
дверь скрыпнула, легкий шорох платья и шагов послышался за мной; я вздрогнул и
обернулся, – то была она, моя ундина! Она села против меня тихо и безмолвно и устремила на
меня глаза свои, и не знаю почему, но этот взор показался мне чудно-нежен; он мне напомнил
один из тех взглядов, которые в старые годы так самовластно играли моею жизнью. Она,
казалось, ждала вопроса, но я молчал, полный неизъяснимого смущения. Лицо ее было
покрыто тусклой бледностью, изобличавшей волнение душевное; рука ее без цели бродила по
столу, и я заметил на ней легкий трепет; грудь ее то высоко поднималась, то, казалось, она
удерживала дыхание. Эта комедия начинала меня надоедать, и я готов был прервать молчание
самым прозаическим образом, то есть предложить ей стакан чая, как вдруг она вскочила,
обвила руками мою шею, и влажный, огненный поцелуй прозвучал на губах моих. В глазах у
меня потемнело, голова закружилась, я сжал ее в моих объятиях со всею силою юношеской
страсти, но она, как змея, скользнула между моими руками, шепнув мне на ухо: «Нынче
ночью, как все уснут, выходи на берег», – и стрелою выскочила из комнаты. В сенях она
опрокинула чайник и свечу, стоявшую на полу. «Экой бес-девка!» – закричал казак,
расположившийся на соломе и мечтавший согреться остатками чая. Только тут я опомнился.
Часа через два, когда все на пристани умолкло, я разбудил своего казака. «Если я
выстрелю из пистолета, – сказал я ему, – то беги на берег». Он выпучил глаза и машинально
отвечал: «Слушаю, ваше благородие». Я заткнул за пояс пистолет и вышел. Она дожидалась
меня на краю спуска; ее одежда была более нежели легкая, небольшой платок опоясывал ее
гибкий стан.
«Идите за мной!» – сказала она, взяв меня за руку, и мы стали спускаться. Не понимаю,
как я не сломил себе шеи; внизу мы повернули направо и пошли по той же дороге, где
накануне я следовал за слепым. Месяц еще не вставал, и только две звездочки, как два
спасительные маяка, сверкали на темно-синем своде. Тяжелые волны мерно и ровно катились
одна за другой, едва приподымая одинокую лодку, причаленную к берегу. «Взойдем в
лодку», – сказала моя спутница; я колебался, я не охотник до сентиментальных прогулок по
морю; но отступать было не время. Она прыгнула в лодку, я за ней, и не успел еще опомниться,
как заметил, что мы плывем. «Что это значит?» – сказал я сердито. «Это значит, – отвечала
она, сажая меня на скамью и обвив мой стан руками, – это значит, что я тебя люблю…» И щека
ее прижалась к моей, и почувствовал на лице моем ее пламенное дыхание. Вдруг что-то
шумно упало в воду: я хвать за пояс – пистолета нет. О, тут ужасное подозрение закралось мне
в душу, кровь хлынула мне в голову!.. Оглядываюсь – мы от берега около пятидесяти сажен, а
я не умею плавать! Хочу ее оттолкнуть от себя – она как кошка вцепилась в мою одежду, и
вдруг сильный толчок едва не сбросил меня в море. Лодка закачалась, но я справился, и между
нами началась отчаянная борьба; бешенство придавало мне силы, но я скоро заметил, что
уступаю моему противнику в ловкости… «Чего ты хочешь?» – закричал я, крепко сжав ее
маленькие руки; пальцы ее хрустели, но она не вскрикнула: ее змеиная натура выдержала эту
пытку.
«Ты видел, – отвечала она, – ты донесешь!» – и сверхъестественным усилием повалила
меня на борт; мы оба по пояс свесились из лодки, ее волосы касались воды: минута была
решительная. Я уперся коленкою в дно, схватил ее одной рукой за косу, другой за горло, она