Page 30 - Герой нашего времени
P. 30
выпустила мою одежду, и я мгновенно сбросил ее в волны.
Было уже довольно темно; голова ее мелькнула раза два среди морской пены, и больше я
ничего не видал…
На дне лодки я нашел половину старого весла и кое-как, после долгих усилий, причалил
к пристани. Пробираясь берегом к своей хате, я невольно всматривался в ту сторону, где
накануне слепой дожидался ночного пловца; луна уже катилась по небу, и мне показалось, что
кто-то в белом сидел на берегу; я подкрался, подстрекаемый любопытством, и прилег в траве
над обрывом берега; высунув немного голову, я мог хорошо видеть с утеса все, что внизу
делалось, и не очень удивился, а почти обрадовался, узнав мою русалку. Она выжимала
морскую пену из длинных волос своих; мокрая рубашка обрисовывала гибкий стан ее и
высокую грудь. Скоро показалась вдали лодка, быстро приблизилась она; из нее, как
накануне, вышел человек в татарской шапке, но стрижен он был по-казацки, и за ременным
поясом его торчал большой нож. «Янко, – сказала она, – все пропало!» Потом разговор их
продолжался так тихо, что я ничего не мог расслышать. «А где же слепой?» – сказал наконец
Янко, возвыся голос. «Я его послала», – был ответ. Через несколько минут явился и слепой,
таща на спине мешок, который положили в лодку.
– Послушай, слепой! – сказал Янко, – ты береги то место… знаешь? там богатые
товары… скажи (имени я не расслышал), что я ему больше не слуга; дела пошли худо, он меня
больше не увидит; теперь опасно; поеду искать работы в другом месте, а ему уж такого
удальца не найти. Да скажи, кабы он получше платил за труды, так и Янко бы его не покинул;
а мне везде дорога, где только ветер дует и море шумит! – После некоторого молчания Янко
продолжал: – Она поедет со мною; ей нельзя здесь оставаться; а старухе скажи, что, дескать,
пора умирать, зажилась, надо знать и честь. Нас же больше не увидит.
– А я? – сказал слепой жалобным голосом.
– На что мне тебя? – был ответ.
Между тем моя ундина вскочила в лодку и махнула товарищу рукою; он что-то положил
слепому в руку, примолвив: «На, купи себе пряников». – «Только?» – сказал слепой. – «Ну,
вот тебе еще», – и упавшая монета зазвенела, ударясь о камень. Слепой ее не поднял. Янко сел
в лодку, ветер дул от берега, они подняли маленький парус и быстро понеслись. Долго при
свете месяца мелькал парус между темных волн; слепой мальчик точно плакал, долго, долго…
Мне стало грустно. И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных
контрабандистов? Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие
и, как камень, едва сам не пошел ко дну!
Я возвратился домой. В сенях трещала догоревшая свеча в деревянной тарелке, и казак
мой, вопреки приказанию, спал крепким сном, держа ружье обеими руками. Я его оставил в
покое, взял свечу и пошел в хату. Увы! моя шкатулка, шашка с серебряной оправой,
дагестанский кинжал – подарок приятеля – все исчезло. Тут-то я догадался, какие вещи тащил
проклятый слепой. Разбудив казака довольно невежливым толчком, я побранил его,
посердился, а делать было нечего! И не смешно ли было бы жаловаться начальству, что слепой
мальчик меня обокрал, а восьмнадцатилетняя девушка чуть-чуть не утопила?
Слава Богу, поутру явилась возможность ехать, и я оставил Тамань. Что сталось с
старухой и с бедным слепым – не знаю. Да и какое дело мне до радостей и бедствий
человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности!..
Часть вторая
(Окончание журнала Печорина)
II. Княжна Мери
11-го мая.