Page 65 - Герой нашего времени

ступени этой природной лестницы; цепляясь за кусты, мы стали карабкаться. Грушницкий
шел впереди, за ним его секунданты, а потом мы с доктором.
– Я вам удивляюсь, – сказал доктор, пожав мне крепко руку. – Дайте пощупать пульс!..
О-го! лихорадочный!.. но на лице ничего не заметно… только глаза у вас блестят ярче
обыкновенного.
Вдруг мелкие камни с шумом покатились нам под ноги. Что это? Грушницкий
споткнулся, ветка, за которую он уцепился, изломилась, и он скатился бы вниз на спине, если б
его секунданты не поддержали.
– Берегитесь! – закричал я ему, – не падайте заранее; это дурная примета. Вспомните
Юлия Цезаря! [ 33 ]
Вот мы взобрались на вершину выдавшейся скалы: площадка была покрыта мелким
песком, будто нарочно для поединка. Кругом, теряясь в золотом тумане утра, теснились
вершины гор, как бесчисленное стадо, и Эльборус на юге вставал белою громадой, замыкая
цепь льдистых вершин, между которых уж бродили волокнистые облака, набежавшие с
востока. Я подошел к краю площадки и посмотрел вниз, голова чуть-чуть у меня не
закружилась, там внизу казалось темно и холодно, как в гробе; мшистые зубцы скал,
сброшенных грозою и временем, ожидали своей добычи.
Площадка, на которой мы должны были драться, изображала почти правильный
треугольник. От выдавшегося угла отмерили шесть шагов и решили, что тот, кому придется
первому встретить неприятельский огонь, станет на самом углу, спиною к пропасти; если он
не будет убит, то противники поменяются местами.
Я решился предоставить все выгоды Грушницкому; я хотел испытать его; в душе его
могла проснуться искра великодушия, и тогда все устроилось бы к лучшему; но самолюбие и
слабость характера должны были торжествовать… Я хотел дать себе полное право не щадить
его, если бы судьба меня помиловала. Кто не заключал таких условий с своею совестью?
– Бросьте жребий, доктор! – сказал капитан.
Доктор вынул из кармана серебряную монету и поднял ее кверху.
– Решетка! – закричал Грушницкий поспешно, как человек, которого вдруг разбудил
дружеский толчок.
– Орел! – сказал я.
Монета взвилась и упала звеня; все бросились к ней.
– Вы счастливы, – сказал я Грушницкому, – вам стрелять первому! Но помните, что если
вы меня не убьете, то я не промахнусь – даю вам честное слово.
Он покраснел; ему было стыдно убить человека безоружного; я глядел на него
пристально; с минуту мне казалось, что он бросится к ногам моим, умоляя о прощении; но как
признаться в таком подлом умысле?.. Ему оставалось одно средство – выстрелить на воздух; я
был уверен, что он выстрелит на воздух! Одно могло этому помешать: мысль, что я потребую
вторичного поединка.
– Пора! – шепнул мне доктор, дергая за рукав, – если вы теперь не скажете, что мы знаем
их намерения, то все пропало. Посмотрите, он уж заряжает… если вы ничего не скажете, то я
сам…
– Ни за что на свете, доктор! – отвечал я, удерживая его за руку, – вы все испортите; вы
мне дали слово не мешать… Какое вам дело? Может быть, я хочу быть убит…
Он посмотрел на меня с удивлением.
– О, это другое!.. только на меня на том свете не жалуйтесь…
Капитан между тем зарядил свои пистолеты, подал один Грушницкому, с улыбкою
шепнув ему что-то; другой мне.
Я стал на углу площадки, крепко упершись левой ногою в камень и наклонясь немного

33 «Берегитесь! Вспомните Юлия Цезаря!» – Согласно легенде, Юлий Цезарь оступился на пороге по пути в
сенат, где он был убит заговорщиками.