Page 142 - Мертвые души
P. 142

наш брат осужден весь век скитаться, как оборванный Иуда вокруг заветных стен, оглашая
               вечным плачем не весьма веселые пространства доставшегося ему на долю ада; пищею ему
               будет безнадежность, а райские двери не отопрутся; в этом он может быть уверен. Ибо нет
               такого плача и рыданий, и нельзя выдумать таких молений, которые могли бы умилостивить
               тогда женщину; а. Есть случаи, где женщина, как ни слаба, ни бессильна характером против
               мужчины, но даже становится в несколько раз тверже ~ как-нибудь преклонить, но нельзя
               умолить  <1  нрзб.>  женщин  [хотя  бы  даже  в]  несмотря  на  то,  что  [нет  в  характере  ее]  в
               характере  ее  нет  жестокости,  нет  совершенно,  решительным  <?>  образом  злодейства.  ]
               Пренебрежение, оказанное Чичиковым, может быть даже совсем неумышленно восстановило
               между  дамами  некоторое  согласие,  готовое  прежде  разрушиться  по  причине  наглого
               завладения стулом. [может быть неумышленное, восстановило даже между дамами некоторое
               согласие, которое прежде, казалось, готово было разрушиться, потому что одна дама никак не
               могла простить другой за то, что та захватила стул, на котором она сама хотела поместиться
               около  Чичикова.  ]  Теперь  они  стали  говорить  о  нем  между  собою  со  стороны  такой
               невыгодной, что не дай бог всякому, а бедная институтка была уничтожена совершенно, [а
               бедная институтка пропала совершенно] и приговор ей был уже подписан.

                     А  между  тем  герою  нашему  готовился  совершенно  неожиданно  пренеприятнейший
               сюрприз.  В  то  время,  когда  привлекательная  блондинка  зевала,  а  он,  сидя  около  нее,
               рассказывал с весьма приятною улыбкою разные небольшие историйки, [Далее было: разные
               недавно  случившиеся  анекдоты,  где]  даже  коснулся  несколько  греческого  философа
               Диогена, —  показался  из  соседней  комнаты  Ноздрев.  Из  буфета  ли  он  вырвался,  [“он
               вырвался” вписано. ] или из небольшой зеленой гостиной, где производилась игра посильнее,
               чем  в  вист,  своей  ли  волей,  или  вытолкали  его,  [игра  немножко  посильнее,  чем  в
               обыкновенный  вист,  сам  ли  он  вышел,  или  его  выпустили]  только  он  явился  веселый,
               радостный,  ухвативши  под  руку  прокурора,  которого  уже,  вероятно,  таскал  несколько
               времени, потому что бедный прокурор поворачивал на все стороны свои густые брови, как бы
               придумывая средство выбраться из этого дружеского подручного путешествия. В самом деле,
               оно было невыносимо, ибо Ноздрев, [потому что Ноздрев] захлебнувши куражу в двух чашках
               чаю, конечно, не без рому, врал немилосердно. Завидев еще издали его, Чичиков решился
               даже  на  пожертвование,  т. е.  оставить[Увидевши  еще  его  издали,  Чичиков  решился  даже
               оставить] свое завидное место и, сколько можно поспешнее, удалиться: ничего хорошего не
               предвещала ему эта встреча. [удалиться, потому что встреча эта не предвещала ему ничего
               хорошего. ] Но, как на беду, в это время подвернулся губернатор, который изъявил большую
               радость, что нашел Павла Ивановича, и остановил его, прося быть судьею в споре его с двумя
               дамами на счет того, продолжительна ли женская любовь, или нет;[или чего-то подобного] а
               между тем Ноздрев уже увидал[уже увидел] его и шел прямо на встречу.

                     “А,  херсонский  помещик,  херсонский  помещик!”[А,  помещик,  помещик!]  кричал  он
               подходя и заливаясь смехом, от которого дрожали его свежие и румяные, как весенняя роза,
               щеки.  “Что,  много  мертвых  душ  накупил?  Ведь  вы  знаете,  ваше  превосходительство”,
               горланил он, тут же обратившись к губернатору: “ведь он покупает мертвые души. Послушай,
               душа Чичиков. Ведь ты, я тебе говорю по дружбе, вот мы все здесь твои друзья, вот и его
               превосходительство здесь, — я бы тебя повесил, ей-богу, повесил”.

                     Чичиков просто не знал, где сидел.

                     “Поверите  ли,  ваше  превосходительство”,  продолжал  Ноздрев:  “как  сказал  он  мне:
               продай мертвых душ, — я так и лопнул со смеху. Приезжаю сюды — мне говорят, что накупил
               на  три  миллиона  крестьян  на  вывод.  [Далее  было:  в  какую-то  губернию]  Каких  на
               вывод?[Каких, говорю, на вывод?] Да он торговал у меня мертвых. Послушай, Чичиков, ведь
               ты  скотина,  ей-богу,  скотина, —  вот  и  его  превосходительство  здесь  —  не  правда  ли,
   137   138   139   140   141   142   143   144   145   146   147