Page 148 - Мертвые души

отношениях, дало вдруг другой поворот направлению, какое готовился было принять
разговор. [Вместо “Ах, если бы ~ разговор”: “Я бы к вам давно приехала, Анна Григорьевна”,
говорила почтенная дама, едва переводя дух. Ее дергало, как в лихорадке, и сердце билось так
сильно, что слышно было даже по углам комнаты. Так велико было нетерпение ее сообщить
привезенную новость. “Я бы давно к вам приехала, Анна Григорьевна, но вы не можете себе
представить…” Тут, еще не докончивши фразы, она хотела было разом перейти к делу,
которое приехала рассказать, но на половине речи была перебита [совершенно] никак
неожиданным восклицанием [Анны Григорьевны, ] тоже почтенной дамы, давшим
совершенно другое направление разговору.

Среди рукописей, относящихся к “Тарасу Бульбе”, находится листок с другим
наброском этого же отрывка (автограф): я слышу, что кто-то подъехал, говорила хозяйка
<нрзб.>

“Ну как же я рада…” Окончанье не было договорено, она [схватила] усадила приятную
даму тот же час на диван в самый угол и запихнула ей за спину подушку, на которой был
вышит рыцарь таким образом, как вышивается он на канве: нос лестницей, а губы
четвероугольником.

Приятная дама, поблагодарив за доброту, уже было открыла рот, с тем чтобы
[рассказать] скорее начать новость, с которой она приехала, как вдруг дама приятная во всех
отношениях издала восклицание, которое вдруг дало другое направление разговора [и он
некоторое времени]

Но мне кажется… это пестро.

Ах нет, [Ах, нет] совсем не пестро <3 нрзб.>, нет, право, как вы ни говорите.

Глазки и лапки. Глазки и лапки. Потом голубой фон через полосочки. Право пестро.

Не думаю я и не могу именно сказать, что бы это могло быть (текст не закончен). ]

“Какой веселенькой ситец!” воскликнула во всех отношениях приятная дама, глядя на
платье просто приятной дамы.

“Но представьте же, Анна Григорьевна, что бы вы теперь сказали, если бы увидали
матерчатое, которое мне привезла сестра. Вообразите полосочки узенькие, как только может
представить себе воображение человеческое, фон голубой, и всё глазки и лапки, глазки и
лапки, глазки и лапки… при свечах такое волшебство! Ну бесподобная, бесподобная! Можно
сказать решительно, что ничего еще не было подобного на свете”.

“И всё глазки да лапки?”

“Всё глазки да лапки; но так распремило, что сказать нельзя”.

“Только это, мне кажется, уж чересчур пестро. Я по крайней мере, не могу себе
представить здесь ничего хорошего”.

Нужно заметить, что во всех отношениях приятная дама была отчасти материалистка,
склонна к отрицанию и сомнению и отвергала весьма многое в жизни.

“Ах, нет, Анна Григорьевна, это просто нужно видеть… Да, поздравляю вас: оборок