Page 152 - Мертвые души

протопопша, вот протопопша отца Гавриила жена, приходит ко мне поутру рано, почти что не
запыхавшись, и сказывает, что б вы думали? а. “Ах, милая моя Анна Григорьевна. Ах, душа
моя, ах, если бы вы только могли себе представить, что со мной было, как я перетревожилась
вся. Вот уж точно происшествие, которого до сих пор еще, понимаете, перо не описывало. ]
Наш-то смиренник, приезжий-то наш, каков, а?”

“Как же, неужели он и протопопше строил куры?”

“Ах, Анна Григорьевна, пусть бы еще куры; это бы еще ничего; слушайте, что рассказала
мне протопопша. Уж вот точно-то. [Ах, боже мои, душенька Анна Григорьевна, это бы еще
ничего куры, слушайте только, что рассказала мне протопопша. ] Приехала, говорит, к ней
помещица Коробочка, перепуганная[Коробочка, вся, говорит, перепуганная] и бледная, как
смерть, и говорит, что вдруг, в глухую полночь, когда всё уже в доме спало, раздается в ворота
стук. Ужаснейший, какой только можно себе вообразить… [стук… Каково вам это покажется]
Кричат: “Отворите, не то будут выломаны ворота…” Каково вам это покажется? Каков же
после этого прелестник?”

“Да что, Коробочка разве еще молода и хороша собою?”

“Ничуть не бывало, старуха”.

“Ах, прелести. Так он за старуху принялся. Ну, хорош же после этого вкус наших дам,
нашли в кого влюбиться”.

“Да ведь нет, Анна Григорьевна, совсем не то, что вы полагаете. Вообразите себе только
то, что является вооруженный с ног до головы, в роде Ринальд-Ринальдина, и требует:
“Продайте”, говорит, “все души, которые умерли”. Коробочка отвечает очень разонно,
говорит: “Я не могу продать, потому что они мертвые”. “Нет”, говорит, “они живые, живые…
это мое”, говорит, “дело, они живые…” Словом, скандальозу наделал ужасного… Вся деревня
сбежалась, ребенки плачут, всё кричит, никто ничего не понимает… словом, фурор, фурор,
фурор… Но вы себе представить не можете, как я перетревожилась, слыша всё это. [Вместо
“вдруг ~ всё это”: приезжает к ней этот прелестник-то ночью, вообразите, в двенадцать часов с
пистолетами в руках; скандальозу наделал ужасного, кричит, говорит, чтобы она продала ему
мертвых душ, заставил подписать фальшивую бумагу и там еще такое произвел, что
говорится, что и слов нет, чтобы описать… Я перетревожилась ужасно…] “Голубушка,
барыня”, говорит мне Машка: [Параша] “посмотрите в зеркало: вы бледны”. “Не до зеркала,
говорю я, мне: я должна непременно ехать рассказать Анне Григорьевне”. Ту ж минуту
приказываю заложить коляску. Кучер Андрюшка спрашивает меня: “куда, барыня, прикажете
ехать”. А я ничего не могу говорить, гляжу просто ему в глаза как дура. Я думаю, что он
подумал, что я сумасшедшая. Ах, Анна Григорьевна, если б вы только знали, как я
потревожилась”.

“Это, однако ж, странно”, сказала во всех отношениях приятная дама: “что бы такое
могли значить эти мертвые души? Я, признаюсь, тут ровно ничего не понимаю. Вот уж ведь во
второй раз я всё слышу про эти мертвые души… А муж мой еще говорит, что Ноздрев врет.
Что-нибудь же верно есть”.[Вместо “Это, однако ж ~ верно есть”: Представьте, какая история.
Опять эти мертвые души, а муж мой говорит, что Ноздрев врет; а. Представьте! Вот какие…
Ведь вот говорят, Ноздрев врет, и муж мой толкует, что глупые выдумки. Ведь вот опять
мертвые души!]

“Но представьте же, Анна Григорьевна, каково же мое положение, когда я услышала это.
И теперь, говорит Коробочка, я не знаю, говорит, что делать мне. Заставил, говорит, меня