Page 164 - Мертвые души

похудел, и инспектор врачебной управы похудел, и прокурор похудел, и какой-то Семен
Иванович, никогда не называвшийся по фамилии, но принимавший во всем живое участие и
носивший на указательном пальце перстень, которой всякой раз давал рассматривать дамам,
даже и тот похудел. Конечно, нашлись, как и везде бывает, люди не робкого десятка, которые
не потеряли всегдашнего присутствия духа. Но их было всего один, два человека, да и здесь
едва ли автор не обчелся. Почтмейстер один не терял почти никогда своего ровного и
постоянного хладнокровного характера и в подобных случаях имел обыкновение говорить:
“Знаем мы вас, генерал-губернаторов. Вас, может быть, три-четыре переменится. А я вот уже
тридцать лет, судырь мой, сижу на одном месте”. На это обыкновенно замечали чиновники:
“Хорошо тебе, шпрехен зи дейч, Иван Андреевич, у тебя дело почтовое, хлопот немного:
принял да отправил экспедицию. Только разве что надуешь, заперши присутствие получасом
раньше, да после возьмешь с опоздавшего купца за прием письма не в указанное <время>, да
перешлешь, может быть, иную посылку даром. Тут, конечно, всякой будет святой. А вот, как у
нас, как повадится чорт всякой день подвертываться тебе под руку, [как начнет всякой день
подвертываться тебе под руку чорт] да соблазнять всяким мирским соблазном, что вот и не
хочешь, кажется, а он сам сует в руку. Тут поневоле подашься. Тебе, конечно, с полу горя:
[Тебе хорошо говорить] у тебя один сынишка, да и тот, бог весть, проживет ли еще, а здесь
Прасковью Федоровну сподобил бог такою благодатью, — что ни год, то несёт: либо[Далее
начато: сына, либо] Ивана, либо Машутку. Тут, брат, другое скажешь”. Так говорили
чиновники; а можно ли, в самом деле, устоять против соблазна и чорта, об этом судить не
авторское дело. В собравшемся на этот раз совете очевидно было заметно отсутствие той
безделицы, которую в простонародьи называют толком. Вообще мы, русские, сказать правду,
совсем не созданы ни для каких представительных заседаний. Во всех наших совещаниях,
начиная от крестьянской мирской сходки до всех возможных ученых и других комитетов,
пребывает препорядочная путаница, если только нет одного, который бы заправлял всем.
[Право уж] Право, и сказать трудно отчего это, бог знает, может быть, уж народ такой. Только
и удаются те совещания, которые составляются для того, чтобы покутить или пообедать,
как-то: клубы и всякие [куды как веселые] воксалы на немецкую ногу. А при всем том
готовность есть всякую минуту, пожалуй, на всё. Мы составим вдруг общества
благотворительные, поощрительные и нивесть какие. Цель будет прекрасная, а чего-то нет.
Может быть, это происходит оттого, что мы вдруг удовлетворяемся в самом начале и уже
почитаем, что всё сделано. Например, затеявши какое-нибудь благотворительное общество
для бедных и пожертвовавши значительные суммы, мы тотчас, в ознаменование такого
похвального поступка, делаем обед всем первым сановникам города, разумеется на половину
пожертвованных сумм. [пожертвованных денег] На остальные нанимается тут же для
комитета великолепная квартира с отоплением и сторожами, а затем и остается всей суммы
для бедных пять рублей с полтиною. Да и тут в распределении этой суммы еще не все члены
согласны между собою, и всякой сует в получающие кандидаты какую-нибудь свою куму. [От
начала главы до слов “свою куму” — автограф. ] Впрочем, собравшееся[Впрочем в
собравшемся] ныне совещание было совершенно другого рода: [во-первых] оно образовалось
[уже] вследствие необходимости и дело касалось вовсе не каких-либо посторонних бедных и,
напротив, лично особ каждого из членов. [а. Вместо “и дело касалось ~ членов” начато: и
члены его должны были действовать согласно и с равным рвением, потому что дело в равной
степени было общее и в равной степени касалось каждого, казалось бы более здесь должно
сохраниться согласия, более сохраниться] Само собою разумеется, что участие сильнее. Но не
говоря уже о разногласиях, свойственных вообще всем советам, во мнениях собравшихся
обнаружилась какая-то особенная нерешительность. Один говорил, что Чичиков делатель
государственных ассигнаций, и потом сам прибавлял: “а может быть и не делатель”, другой
утверждал, что Чичиков чиновник генерал-губернаторской канцелярии, и тут же
присовокуплял “а, впрочем, чорт его знает, на лбу ведь не прочитаешь этого”. Против догадки,
[что] не переодетый ли он разбойник, вооружились все. Нашли, что сверх наружности,
которая сама по себе была уже благонамеренна, [которая была совершенно благонамеренна] в