Page 186 - Мертвые души

всей строгости законов, члены попали под суд, красивые дома поступили в казну на разные
богоугодные заведения и школы для кантонистов, всё прочее чиновничество было напугано,
распугано, перепугано и распечено, выражаясь служебным слогом, на пропало. Многие, и в
том числе наш герой, были отставлены с самыми запачканными аттестатами и предписаниями
не принимать ни в какую службу. Но так как начальник был военный и, стало быть, не знал
всех гражданских проделок, то мало-помалу посредством благовидной наружности, умения
угождать и приобретенной наружной правдивости начали входить осторожно к нему в
милость секретари и прочие чиновники. И генерал очутился скоро в руках мошенников еще
хуже прежних, которых впрочем он[которых он однако же] не подозревал никак
мошенниками, напротив, даже радовался, [а напротив, внутренне еще радовался] что
выбрал[выбрал, наконец, ] людей, как следует, и подчас[и даже подчас] хвастался не на шутку
прозорливостию, умением[прозорливостию и умением] различать людей и совершенным
истреблением[и истреблением] всяких злоупотреблений. И на мысли его не входила тень
подозрения, что может быть он невинно и без всякого намерения несравненно более наделал
злоупотреблений, чем все его предшественники. Чиновники, присмотревшись несколько к
новому начальнику и [рассмотревши] узнавши дух и мнения его, начали несколько
оправляться. В это время и Чичиков, несколько встряхнувшись после сильного удара, стал
помышлять сильно сколько-нибудь поправить дело. Он[Вместо “И на мысли ~ Он”: не
подозревая, что невинно и без всякого намерения несравненно более наделал
злоупотреблений, чем его предшественники. Чичиков] употребил все старания войти в
близкие сношения с одним из ближайших секретарей к его превосходительству. Может быть
сей последний имел чин другой и назывался иначе, но мы лучше будем называть всех
подчиненных чиновников секретарями. Итак Чичиков, с помощью кое-какой тысяченки,
обратился к секретарю, чтобы обделать и поправить свое дело; но однако же как ни велика
была привязанность генерала к своему секретарю, но он отказал наотрез. [отказал решительно
и наотрез. ] Всё, что мог сделать секретарь, это было уничтожение[было только уничтожение]
замаранного послужного списка, и на это умный секретарь подвинул начальника
состраданием, изобразив ему трогательную картину несчастного положения семейства
Чичикова, которого у него[которого однако же у него] не было.

И так, герой наш возвратил только право подвизаться вновь на службе государственной,
но уже не мог возвратить ни дома красивой гражданской архитектуры, ни прочих
благоприобретенностей. За всеми надлежащими задабриваниями и подмасливаниями кого
следует остался у него какой-то самый вздор. В продолжении сего печального времени он
перестал совершенно заниматься своею наружностию, что случалося с ним всегда в
обстоятельствах критических. [В продолжении сего печального времени, как случалося с ним
всегда в обстоятельствах критических, он перестал вовсе заниматься своей физиономией и
похудел необыкновенно] То уже было он совершенно начинал входить в те степенные,
приличные формы, [формы тела] в каких читатель нашел его при заключении с ним
знакомства в первой главе. И уже не раз, заглядывая в зеркало, подумывал он о многом весьма
приятном: [Вместо “И уже ~ и приятном”: Он чувствовал это сам и, взглядывая в зеркало,
подумывал о многом очень приятном] о бабенке, о детской, о кое-каких изменениях в доме,
после чего долго сохранялась в лице его приятная усмешка. [Вместо “после чего ~ усмешка”: и
в ожидании дальнейших более существенных ласк награждал себя слегка легким
потрепливанием по щеке и всегда уходил от зеркала с небольшою усмешкой; а. и всегда
небольшая приятная усмешка долго сохранялась после того в лице его. ] Но после нами
описанного печального события из него вышел совсем[из него сделался совершенно] другой
человек: заботливое и грустное выражение означилось сильно на лице его, [и грустное
выражение стало заметно вызначаться в чертах лица его] и когда нечаянно случилося ему
взглянуть в зеркало, он не утерпел, чтобы не сказать: “Какой[чтобы не вскрикнуть: “Мать ты
моя пресвятая, какой; а. чтобы не вскрикнуть: “Чорт знает что такое, какой] же я стал гадкий!”
Нужно же однако ж было скрепиться духом и начать вновь поприще жизни. Не без