Page 187 - Мертвые души

затруднений он пристроился при каких-то питейных[Вместо “Нужно ~ питейных”:
Скрепившись духом и ободривши себя как мог, он решился вновь начать поприще жизни. Он
определился не без затруднений при питейных] сборах, но скоро бросил по причине крайнего
неблагородства службы. “Грязная должность, чорт побери”, выразился[так выразился] он,
“ничего, для души нет”. Надобно заметить, что Чичиков любил службы благородные и был
строгий блюститель всякого рода благопристойностей, чтобы не только были вежливы
чиновники, но даже чтобы столы были непременно из[были из] красного дерева. Всякий хотя
немного дурной запах уже оскорблял его. С этой стороны нервы[чувства и нервы] его были
так же чувствительны, как у девушки: когда Петрушка одевал или раздевал его, он почти
всякий раз клал к себе в нос гвоздичку. Читателям без сомнения приятно будет узнать, что
герой наш всякие два дни переменял чистую рубашку, а в летнее жаркое время даже два раза
на день. Итак, служба по питейным сборам ему совершенно не понравилась, тем более что и
выгод [ему] представлялось в ней весьма немного. В откупщики, конечно, он бы пошел, да для
этого именно нужно было то, что у него было в плохом состоянии, то есть деньги. [Вместо
“Итак служба ~ деньги”: Впрочем, может быть, и самая преобладавшая в нем страсть к
приращениям быстрым, образующимся в непродолжительное время, была также одною из
причин к увольнению от службы по питейным сборам. В откупщики, другое дело, он бы
пошел, но другие не принимали его в собратья без предъявления по крайней мере пятидесяти
тысяч наличных. Таким образом питейная часть, имеющая такое всеобщее у нас и важное
значение, была оставлена; а. Итак служба по питейным сборам ему совершенно не
понравилась. Впрочем и самая может быть страсть к приобретениям быстрым, а не тем,
которых ожидают целые годы, была причиной, что он оставил ее. ] Герой наш решился
попытаться еще служить по таможне. Надобно знать, что сей род службы был издавна
предметом тайных его желаний. Он видел, [Он видел не без особенного участия] какие редкие
вещицы, фарфор, бронзы, материи и батисты получали родственницы и кумушки служивших
по таможне чиновников. И весьма часто, служа еще в палате и в комиссии построения храма,
устав от дел и забот, а иной раз, может быть, и от виста или другой вседневной суеты,
произносил он почти со вздохом: “Вот бы куда определиться! Вот где настоящее местечко, и
граница близка, и просвещенные люди”.[и граница близка; с просвещенными людьми можешь
провести время. ] Но что-нибудь всегда мешало удовлетворить тогда же такому побуждению:
или представлявшиеся разные текущие тоже не вовсе ничтожные приращения, или
благоразумная мысль, что таможня все-таки не более как журавль в небе, а комиссия уже
синица в руках. Теперь же, когда ни палата, ни комиссия уже не останавливали, он предался
совершенно одной мысли. С редкою аккуратностию и неслыханною отчетливостию он тут же
расчислил, во сколько времени можно совершить процесс значительного приращения, и
нашел, что, допустивши одни так называемые законные или позволенные доходы, можно в
десять лет с небольшим получить порядочное значение в свете, не говоря уже [о том, что] о
тончайших голландских рубашках, которыми можно было запастись на всю жизнь и об[Далее
текст остался несогласованным. ] и один сорт французского мыла, которое сообщало свежесть
щекам и нежность коже, которого имени автор, право, не припомнит. [Вместо “не говоря ~ не
припомнит”: Надобно заметить, что при сем обстоятельстве представились даже ему тонкие
голландские рубашки, которые он уже давно хотел иметь, так же как и один сорт мыла,
название которого мне, право, неизвестно, но которое будто бы очень полезно было для щек,
сообщая им свежесть и самую тонкую нежность коже; а. Голландские рубашки самые
тончайшие начали тоже представляться [в уме] в голове и один сорт французского мыла,
которое он давно знал и которое сообщало свежесть щекам и нежность коже. ] Новый
чиновник едва успел определиться в должность, как уже был замечен с хорошей стороны
начальством. Скоро увидели необыкновенные его способности. В самом деле, казалось, сама
судьба определила быть ему таможенным чиновником. Подобной расторопности,
проницательности и прозорливости было не только не видано, но даже не слыхано. В три
недели не более он так набил руку в таможенном деле, что знал решительно всё, даже не
весил, не мерил, а по фактуре узнавал, сколько в какой штуке аршин материи или сукна;