Page 231 - Мертвые души

признаться] Да если, впрочем, сказать правду, то всё, что относится к перу, бумаге и чернилу,
он до сих пор еще ничего не производил по внушению дамскому, и даже если дама
облокотится на письменное бюро, и то уж он чувствует какую<-то> маленькую неловкость. А
впрочем, если сказать напрямик, то он не имеет обыкновения смотреть по сторонам, когда
пишет. Если и подымет глаза, то разве только на висящие перед ним на стене портреты
Шекспира, Ариоста, Фильдинга, Сервантеса, Пушкина, отразивших природу таковою, как она
была, а не каковою угодно некоторым, чтобы была.

Итак, добродетельного человека на этот раз взять нельзя, [добродетельного человека
никак не могу взять] и по весьма законной причине: нужно ему, бедному, дать, наконец,
отдых. Что ни говори, а ведь мы его запрягли, как коня какого-нибудь: [какого только] пошел,
да пошел, только знай помахиваем кнутом да похлестываем. Немудрено, что, наконец,
изморили его так, что он похож бог знает на что: ребра да кожа, и тени нет добродетельного
человека. Нет, пора, наконец, припречь и подлеца.

К ГЛАВЕ XI

Я уж знаю вперед, дамы скажут: “фи, такой гадкой!” и отворотятся. Но как бы ни
хотелось автору услужить дамам, но на этот раз никак не может, [Вместо “Но как бы ~ не
может”: Но уж воля ваша, господа дамы, очень рад бы услужить вам в чем другом. Но уж в
этом] — нет, извините. Что касается до того дела, к которому относятся перо и чернила, уж
здесь позвольте мне быть хозяином. Уж тут я никак не намерен угождать дамским
требованиям и не пущу ни одну даму к себе в кабинет. На этот раз никак не могу взять
добродетельного человека героем. И я имею на это совершенно справедливую причину: в
самом деле, добродетельного человека запрягли, как коня какого-нибудь. Пошел<?> да и
пошел. Только так и понукают и хлещут его по бокам. [Нужно ж, наконец, дать ему отдых] и в
самом деле его так уж изморили, что теперь уж он бог знает что такое и не похож даже на
добродетельного человека: инда ребра видны на боках, [Вместо “инда ~ боках”: [еле] на боках
ребра] и еле движется; нужно, наконец, дать ему отдых; пора и подлеца припречь на
пристяжку

К ГЛАВЕ XI

Я, признаюсь сам, не позволю даме облокотиться на мое письменное бюро. Да если бы и
облокотилась, [Сверху надписано: Это как-то не вежливо с да<мой>] то, признаюсь, я бы
этого не заметил: я не гляжу в это время по сторонам;[в это время и что делаю. ] если я
взгляну, то вверх, где висят передо мною стенные величавые портреты Шекспира, Пушкина,
Ариоста, Фильдинга, Сервантеса, Пушкина

К ГЛАВЕ XI

Какое странное и манящее и несущее отдаленно чудесное[Какое чудесное] в слове
дорога. Как в ясный день[Вместо “Как в ясный день”: Какая приятная дрожь] чуден запах
осенних листьев. Покрепче в шубу, в шинель, шапку на уши. Ах, как хорошо. В последний раз
пробежала прохватившая дрожь. Кони мчатся. Как соблазнительно, когда предашься[Как
приятно предаться] дремоте и смежают очи и сквозь <сон> уж слышатся и: “Поди и поди” и
“Не белы снеги”. Сап лошадей и быстрый шум колес и уж храпишь, прижавши совсем к углу
соседа. Проснешься: восемь <станций> убежало назад. Луна. Город. Ночь. Церкви с
старинными грушеобразными куполами и тонкими остроконечными темными
белокаменными домами. Сияние месяца там и там, как белые полотнянные платки, косяками
пересекают их черные[пересекают их темные] тени, как уголь. Как сверкающий металл,
блестит крыша и ни души нигде; всё спит; один одинешенек, разве где-нибудь в окошке[всё