Page 239 - Мертвые души

нравились разные вещицы] фарфор, бронзы и разные батисты и материи получали всякого
рода лизуны <?> и родственницы от своих родственников, служивших по таможням. И
весьма[И он очень] часто, устав от дел, забот и всякой дневной суеты, он произносил: “Вот бы
куды[часто произносил в час отдохновения от дел и городской всякой суеты: “Вот бы куды
нужно”.] определиться, вот где настоящее местечко”. Но всегда[Но в то время На полях две
записи: <I> приобрел любезность, развязность, чувствовал расположение к себе и <1 нрзб.>
какое-то крепкое, мужское, как говорится. <II> какая-то сухая <1нрзб.> грустная забота
сообщилась всем чертам, но что-то чертовски] почти что-нибудь мешало ему удовлетворить
это побуждение: или представлявшиеся разные текущие, тоже в своем роде не вовсе
ничтожные приращения, или, наконец, и самая благоразумная мысль, что ведь то как бы то ни
было, все-таки журавль[что ведь то еще все-таки журавль] в небе, которого еще нужно
поймать, а здесь синица в руках уже есть. Теперь же он совершенно предался этой мысли. Он
начислил с [великою] редкою аккуратностью и отчетливостью, как может совершиться
процесс приращения. [отчетливостью, что можно приобресть] Он увидел, что можно,
допустивши[что можно, приняв в уважение] одни так называемые законные, т. е. позволенные
доходы, в 10 лет с небольшим получить весьма порядочное значение в свете. При этом нельзя
пропустить, что ему представлялись тонкие голландские рубашки, которые он уже давно
хотел иметь, так же, как и один род мыла, которое, автор признается, не знает как, под каким
именем, и которое будто бы очень хорошо было для щек и сообщало им особенную свежесть и
[белизну]. Новый чиновник едва успел определиться в должность, как уже был отличен
начальством, увидевшим очень скоро необыкновенные его способности. В самом деле,
казалось, сама судьба определила быть ему таможенным чиновником: подобной
расторопности, [деятельности] проницательности и тонкой прозорливости [еще никогда не
было видано в таможенном чиновнике, но все даже в один голос выразились, что у него было
собачье чутье, все даже товарищи сознава<лись>]. В две-три недели он так уже набил руку в
таможенном деле, что знал всё: даже не весил, не мерил, а по фактуре узнавал, сколько в
такой-то штуке аршин материи или сукна, взявши только в руку какой-нибудь сверток, он[он
узнавал] мог сказать вдруг, сколько в нем фунтов. Подобной прозорливости, сметливости и
бойкости еще не видывано в таможенном чиновнике. Что же касается до обысков, то в этом
отношении у него было точно, как выражались даже его товарищи, было собачье чутье. [Далее
начато: а уж подобной деятельности не нужно было] Нельзя было не изумиться, как у него,
точно, могло достать столько деятельности и терпения, чтобы общупать[чтобы обшарить]
всякую пуговичку, развернуть всякую безделицу и, главное, что всё это делалось с каким-то
хладнокровием, вежливым до невероятности. [Далее начато: Не угодно ли вам немножко
побеспокоиться и привстать] И в то время, когда обыскиваемые бесились и выходили из себя и
чувствовали злобное побуждение избить щелчками приятную его физиогномию, он, не
изменяясь ни мало ни в лице, ни в вежливых своих поступках, приговаривал только: “Не
угодно <ли> вам немножко побеспокоиться и привстать”, или “Не угодно ли вам будет,
сударыня, пожаловать в другую комнату. Там жена одного из наших чиновников осмотрит
вас”, или “Позвольте, вот я ножичком немножко пораспорю подкладку вашей шинели”, и,
говоря это, он вытаскивал там платки хладнокровно, как будто из собственного сундука.
[Далее начато: нигде не могли спрятать] Это был чорт, а не человек, ничто решительно не
могло укрыться от него: он отыскивал в колесах, в дышлах, в лошадиных ушах и чорт знает
где, в таких местах, куда автору не могло бы прийти в ум и куда позволено
забираться[позволено рыться] только таможенным чиновникам, так что переехавший через
таможню всё еще не мог несколько минут опомниться и, обтирая пот, [Далее начато:
выступивший ручьями] выступивший от этой проделки на подобие мелкой сыпи по телу,
только крестился да приговаривал: “Ну, ну, ну!” И всё его положение очень похоже на
положение школьника, выбежавшего из секретной комнаты, куда начальник призвал его с
тем, чтобы[Далее начато: поговорить обы] дать кое-какое наставление, а вместо того высек
совершенно неожиданным образом. Словом, в непродолжительное время[Далее начато: а.
Чичиков; б. новый друг наш] от чиновника не было житья контрабандистам. Это был просто