Page 241 - Мертвые души
P. 241

открытыми. Статский советник, хоть сам пропал, да рад был, что упек-таки своего товарища.
               Обоих, как водится, под суд и отставили от службы. Статский советник, по нашему русскому
               обычаю, с горя запил, но надворный устоял, он пустил опять в ход оборотливость своего ума,
               ловкость и кое-какие запасные тысяченки, а так как люди слабы, а деньги хоть и мелкий народ,
               но силишка, слава богу, есть, то ему удалось, по крайней мере, сделать то, что его отставили не
               так бесчестно, как товарища; но уж ни капитальцу, ни разных красивых заграничных вещиц,
               словом, ничего не осталось нашему герою: на всё это нашлись другие охотники. Осталось у
               него только тысячонок десять кровных, как он называл, которые он прятал[Далее начато: в
               платок]  на  черный  день  в  таком  месте,  куды  никто  не  мог  докопаться,  да  дюжины  две
               голландских рубашек, да небольшая бричка, в которой ездят холостяки, да два крепостных
               человека: кучер Селифан и лакей Петрушка да некоторые таможенные чиновники, движимые
               сердечною  добротою,  оставили  ему[чиновники  оставили  ему  из  сердечного  добродушия]
               четыре или пять кусков мыла для сбережения свежести и белизны щек, [Далее начато: Вот и
               больше] и всё. Итак, вот какое обстоятельство. Это герой наш, впрочем, называл: потерпеть по
               службе  за  правду. —  Читатель,  может  быть,  подумает,  что  после  таких  испытаний  и
               превратностей судьбы и тревог, и жизненного горя Чичиков нарочно удалится[Далее начато: в
               какой-нибудь  город]  в  какое-нибудь  мирное  захолустье  в  уездном  городишке  и  кое-как  с
               своими  кровными  десятью  тысячонками  будет  наслаждаться  небольшими  удовольствиями
               жизни: [Далее начато: а. смотреть в окно; б. смотреть скоро ли соседка] выглянуть из окна
               низенького деревянного домика на какого-нибудь приезжего, которого бог пошлет раз в год
               для доставления разнообразия уездным жителям, да напиться чаю с уездным землемером и
               капитаном-исправником и дожить таким образом философски в каком-нибудь тулупчике или,
               может,  и  ситцевом  халате  век  нешумный,  [век  без  шуму]  но,  конечно, в  своем  роде  тоже
               отчасти не бесполезный. [Далее начато: а. Но что страсть к приобре<тениям>; б. Но автор сам
               должен признаться] Но так не случилось. Надобно признаться, что герой наш был, точно,
               человек с характером. После всех этих неудач и неприятностей, которые бы могли охладить
               всякого, страсть к приобретению не угасла в нем ни мало. Он и в досаде был, и в горе, и роптал
               на весь свет, и сердился на несправедливость судьбы и негодовал на несправедливость людей,
               а всё, однако ж, не мог никак оставить цели, к которой неслись [все] его помышления. С этой
               стороны он был решительно немец и щедро одарен тою добродетелью, которой недостает у
               русского народа, именно терпением. Он рассуждал и, в самом деле, его рассуждения были с
               некоторой стороны справедливы. “Почему  же”, говорил он: “одному мне такое несчастие?
               Почему же другие, которые[Далее начато: приобретают вес и значительность, наживают и
               приобретают, бог знает, чем] наживают и приобретают тоже пополам с [другом] грехом, а
               иногда [еще хуже] и совершенно с грехом, почему же другие приобретают[другие получают и
               удачно приобретают]  и вес  и значительность,  уважение  и  проводят остаток  дней  честно  в
               кругу семейства, в совершенном изобилии и благополучии? Чем я хуже других? За что же я
               несчастнее  других?  Ведь  я  приобретал  тоже,  как  и  другие,  конечно,  другими  только
               способами, но, однако ж, никому не причинял я вреда. Никого не сделал я несчастным, никто
               не пострадал от меня. Я не ограбил вдову, я не пустил кого-либо по миру в одной рубашке, как
               делают  весьма  многие.  За  что  же  я  один  должен  испить  горькую  чашу,  тогда  как  другие
               благоденствуют и наслаждаются всеми благами[всеми дарами] мира. И что же я теперь? Куда
               я гожусь теперь? На что может послужить жизнь моя, лишенная значения и весу и должного
               уважения, так сказать, в отношении моего чина и лет[Далее начато: На какую пользу] и самого
               даже звания?[в рассуждении к моему чину и летам и самого даже звания] Какими глазами я
               могу смотреть теперь в глаза всякому почтенному, пользующемуся уважением человеку, и как
               мне не чувствовать угрызения совести, что я даром бременю землю. И что скажут мои дети и
               потомки?  Вот,  скажут,  отец  был  скотина,  мерзавец,  не  оставил  нам  никакого  состояния”.
               Нужно  заметить,  что  герой[Далее  начато:  подобно  весьма]  наш  чрезвычайно  заботился  о
               потомках, [Далее начато: хотя, как читатель видел] несмотря на то, что <их?> еще не было.
               Эту  заботу  очень  часто  задают  себе  чиновники,  преимущественно  занимающиеся
               приобретением. Так уж заведено на этом грешном свете, это такая уже чувствительная статья.
   236   237   238   239   240   241   242   243   244   245   246