Page 248 - Мертвые души
P. 248

из-под  лавки  хлеб  или  пряник[искусно  высовывал  из  кармана  угол  пряника]  и,  возбудя
               аппетит волчий, схватывал с него двойную деньгу. На вырученные деньги делались другие
               закупки. Около двух месяцев с лишком учил он мышь, посадивши ее в маленькую клеточку, и
               выучил ее стоять на задних лапках, пищать по желанью, и продал ее тоже очень выгодно. И
               зашил наглухо мешочек иголкою, когда в нем набралось более двух рублей. В отношении к
               начальству он повел тоже себя очень умно: сидел в классе не сдвинувшись, тетрадки свои
               переписывал по два раза и всякой раз, как только оканчивало <!>,[Далее начато: бежал тот же
               час в угол и при<носил?>] схватывался в ту же минуту и подавал учителю треух и палку —
               учитель ходил в треухе. Учитель был большой любитель тишины и хорошего поведения и
               терпеть  не  любил  умных  или  острых  мальчиков.  Ему  [по  странному  предубеж<дению>]
               казалось  всё,  что  острые  мальчишки  непременно  над  ним  смеются.  И  достаточно  было
               мальчику, [бедному мальчику] который попал  у него на замечание со стороны остроумия,
               достаточно было шевельнуться на месте, он гонял и наказывал и гонял его немилосердно. “Я,
               брат, из тебя выгоню заносчивость и непокорность. Я тебя знаю насквозь, как ты сам себя не
               знаешь.  [Далее  начато:  И  бедный]  Вот  ты  у  меня  постоишь  на  коленях,  ты  у  меня
               поголодаешь”.  И  бедный  мальчик,  сам  не  зная  за  что,  натирал  себе  колени  и  голодал  по
               суткам. “Способности и дарованье — вздор; поведенье [вот что][Далее начато: У меня ничего
               не знай, я ему поставлю первые баллы] Я поставлю первые баллы тому, кто ни аза не знает, да
               ведет себя похвально; а в ком я вижу дурной дух да насмешливость, я тому нуль, хоть он
               Солона заткни за пояс”. Так выражался учитель, как видно, совершенно противоположный
               мненью Крылова: “По мне уж лучше пей, да дело разумей”. В подтверждение своих слов он
               часто рассказывал ученикам, что в том месте, где он прежде учил, такой был заведен порядок,
               что в классе[в классе во все продолжение часов] была тишина такая, что было слышно, как
               муха пролетала, что даже ни один ученик даже не высморкался, не чихнул ни разу  во всё
               время его службы, и до самого звонка нельзя бы было узнать, был ли кто в классе, или класс
               был просто пуст. [нельзя бы было сказать, жив ли кто в классе или умер. ] Чичиков вдруг
               постигнул дух начальника и в чем должно состоять настоящее поведение. Он не шевелил ни
               глазом,  ни  бровью  и  всё  смотрел  ему  прямо.  [Далее  начато:  хотя  даже]  Он  даже  не
               поморщивался, если даже в это время его кто-нибудь ущипнул. Подавши учителю треух, он
               выходил прежде всех из класса и старался ему попасться раза три на дороге, беспрестанно
               снимая  шапку.  Дело  имело  совершенный  успех,  и  при  выпуске  он  только  один  получил
               полные  баллы  [в  науках]  во  всем,  аттестат,  книгу  с  золотыми  буквами  за  прилежание  и
               поведение. В это время умер отец его, какою смертью, бог ведает. [Далее начато: Ему] Он
               получил только от него в наследство <?> 2 овчинные тулупа, крытые синим сукном, сертук с
               старыми обшлагами, фуфайку, [прислали фуфайку ношеную] ветхий <?> двор с ничтожной
               землишкой, которые он тут же продал за 500 рублей, и семью людей, которую он перевел в
               город  к  старухе,  своей  родственнице,  располагаясь  не  выезжать  из  города  и  начать  там
               поприще службой. В то же самое время был выгнан из училища и бедный учитель, любитель
               тишины и похвального поведения, за глупость или что другое, бог ведает.

                     Учитель с горя принялся по русскому обычаю пить. Наконец ему даже не осталось, на
               что  и  выпить.  Холодный  и  больной  исчезал  он  где-то  на  ветхой  постеле.  [Далее  начато:
               Остряки и при<шли?>] Бывшие ученики его, гонимые им умники и остряки, в которых, бог
               ведает почему, ему виделся непокорный дух и неповиновение, узнавши как-то об жалком его
               положении,  и  как  ни  были  бедны  сами  [ибо  остроумие  большею  частью  удел  небогатых]
               решились сложиться: иные продали даже новое платье, [Далее начато: щегольск<ое>] которое
               слишком  дорого  человеку,  выступающему  в  свету  <!>,  и  отправились  сообщить  об  этом
               Чичикову,  не  сомневаясь,  что он,  как  бывший  любимец  его  и обязанный  ему  всем,  будет
               одним  из  самых  жарких  дателей.  Однако  ж  так  не  случилось.  Хотя  герой  наш  в  душе  и
               почувствовал соболезнование, но отказаться и лишить себя суммы, которая была у него уже
               разложена на мешочки и <1 нрзб.> в порядке, показалось ему так тяжело, что он отговорился
               неименьем и предложил какую<-то> малость, гривенник или что-то подобное, что они ему тут
   243   244   245   246   247   248   249   250   251   252   253