Page 249 - Мертвые души

же бросили, сказав: “Эх ты, скалдырник” и отправились к прежнему учителю. [Далее начато:
Нашли они [его на соломе] изнуренный изможденный скелет на соломе, который] Едва
отыскали они в конуре: изможденный, высохший скелет, [Далее начато: предстал]
валяющийся на соломе, предстал им вместо прежнего педагога. Как ни был он изнурен, но,
видя их, невольно содрогнулся. “Не бойтесь, Фадей[Иван] Фадеич, мы никогда против вас не
замышляли недоброго, хотя вы, неизвестно почему, нас <1 нрзб.>. Мы принесли вам всё, что
могли собрать. Больше бы дали, но больше нет. Возьмите, вот вам. Одного вашего Павлуши
нет между нами, [Далее начато: хоть он больше всех мог бы вам дать теперь] один он
отказался помочь”. Закрыл лицо руками бедный педагог; слезы градом полились[градом
потекли] из потухнувших его очей, как у бессильного ребенка. [Далее начато: И как в
потрясенную минуту всякой красноречив, он] “Вот”, сказал он, едва собрав свой голос,
[собрав силы] получивший даже[Далее начато: красноречие, как получает он его в
потрясающую] выражение и чувство, как случается всегда в потрясающую минуту: “вот при
смерти на одре довелось мне раз в жизни заплакать от радости”. И потом, зарыдав и вздохнув,
проговорил: “Эх, Павлуша. Вот как переменяется человек. А ведь какой был. Ничего буйного,
шелк! Надул, надул, сильно надул!”

Нельзя сказать однако же, чтобы[чтобы до такой степени жестокости было] так черства и
сурова была природа нашего героя и так ожесточены [были] его чувства. Он чувствовал сам
жалость и состраданье. Он хотел бы даже помочь, но только, если бы помощь не состояла из
значительной <суммы?>. Словом, отцовское наставление: “копи и береги копейку”, засело
глубоко ему в душу. Скоро после выпуска он вступил с аттестатом на службу в Казенную
палату. Но местечко досталось[но место дали] ему самое ничтожное: жалованья 30 или 40
рублей;[Далее начато: словом] и в городских закоулках нужна протекция. Но всё решился
победить и преодолеть. Самоотверженье и ограничение нужд показал он неслыханное. С
раннего утра до позднего вечера, не уставая ни духом, ни силами, писал, весь погрязнув в
бумаги;[Далее начато: кроме того] не ходил даже домой, спал в канцелярских комнатах[спал в
присутствии] на столах, не издерживал копейки[копейки на себя] для какой-нибудь прихоти,
обедал подчас с сторожами, но при всем том, однако ж, опрятно одевался и сохранял даже в
лице какое-то выражение благородства. Нужно знать, что чиновники казенной палаты как-то
были особенно неблагообразны; лица у многих были[Фраза не дописана. ] Говорили как-то
все сурово, таким голосом, как будто бы собирались прибить, и приносили частые[приносили
весьма частые] жертвы Вакху, показав в славянском виде остатки языческого богослужения, и
в иное время[и подчас] даже приходили и в присутствие уже налимонившиеся, по тамошнему
выражению, и в канцелярии было чрез то и нехорошо[чрез то скверно] и воздух совсем не
ароматический. Чичиков представлял собою совершенную противуположность: не брал в рот
ни водки, ни вина; в голосе имел всегда почти ласковое и приветливое и потому неминуемо
должен был произвести благоприятное впечатление в начальство <!>. Но[Далее начато: как на
беду] здесь было трудно сделать. Начальник его, престарелый повытчик, был[Далее начато:
был лицо такое] образ какой-то каменной бесчувственности и непреклонности. Что-то
страшное было даже в нем. Вечно тот же, равнодушный ко всему. Никогда не видал никто на
лице его усмешки, [Далее начато: или сильного гнева или выражения] ни малейшего гнева или
жадности или радости. Не слышали, чтобы он заговорил о чем. Никогда не видал никто, чтобы
он изменился хоть раз в жизни, чтобы он хоть дома, хоть на улице, хоть раз был не тем, чем
был всегда, чтобы хоть напился пьян, хоть в пиянстве бы засмеялся, хоть бы обуян был диким,
грубым весельем, какому предается разбойник или его же братья в пьяную минуту. [Над
строкой: чтобы был похож на своих же братьев] Ничего не было р нем ни доброго, ни злого. И
зрелось что-то[Далее начато: страшное] в сем страшном отсутствии всего человеческого.
Самое лицо его как<-то> поражало отсутствием всякого выражения. Даже не было в нем
резкой неправильности, которая бы доставила[которая бы дала] ему сходство с каким-нибудь
предметом: в суровой соразмерности между собою были все черты. [Далее было: только всё
оно было покрыто, вероятно, оспою] Одно только давало им — это род каких-то рябин[это