Page 252 - Мертвые души
P. 252

его  начальством,  сделалось вдруг  страшными  гонителями  неправды.  Везде, во всех  углах,
               преследовали, [Далее начато: они с рвеньем необыкновенным. До того преследовали, что у
               каждого] как рыбаки, они неправды и преследовали с таким успехом, что у иных оказалось по
               несколько десятков тысяч капиталу. Генерал радовался, что выбрал наконец чиновников, как
               следует,  хвастался  прозорливостью  и  тонким  уменьем  различать  людей.  В  это  время
               обратились на путь истины многие даже из прежних чиновников и были приняты в службу. Но
               Чичиков никак не мог попасть, как ни старался за него умный и ловкий секретарь, постигший
               в миг[в одну минуту] водить за нос правдивого генерала, но ничего не мог сделать. У генерала
               были  такие  предметы,  которые,  как  гвоздь,  заседали,  и  уж  никакими  силами  нельзя  было
               оттуда их вытеребить. Всё, что можно было сделать для Чичикова при всех задабриваньях,
               было  уничтожение  замаранного  послужного  <списка>,  и  то  уж  было  сделано  как-то  из
               уважения к несчастному семейству Чичикова, которого, к счастью, у него не было.

                     “Ну, что ж”,[Далее было: зацепил, поволок, сорвалось  — не спрашивай. ] сказал наш
               герой, встряхнувшись, как пудель, которого облили водою: “зацепил, поволок, сорвалось —
               не спрашивай. Не плакать же: этим рубля не добудешь, [Далее начато: нужно дело делать]
               этим горю не пособишь”. И вот он вновь начал с начала карьер;[начал дело] вновь вооружился
               терпеньем [железным], вновь ограничил себя во всем, [Далее начато: облекся <1 нрзб.>] как
               ни распустился было прежде, но как-то <1 нрзб.> неудачно клеилось дело. [Далее начато:
               Несколько мест уже переменил, видя, что] Вновь начал вести бедную жизнь, отказывая себе в
               малейшей безделице. С трудом определился куды<-то> и должен был опять переменить. Хотя,
               казалось, он был довольно тверд духом, но все однако ж эти несчастья имели на него влияние:
               он похудел. То было уже приобретал те полные и хорошие формы, в каких читатель его нашел
               ныне при заключении с ним знакомства, и не раз, поглядывая в зеркало, он уже подумывал
               бывало о многом приятном: о бабенке, о детской. Но теперь, как взглянул он на себя в зеркало,
               не вытерпел не сказать: “Пресвятая мать, какой же я стал гадкой!”. Но нужно было крепиться
               духом,  и  Чичиков  бодро  всё  сносил,  сносил  сильно  и  перешел[Чичиков  перенес  бодро  и
               перешел]  наконец  в  таможенную  службу.  Нужно  знать,  что  эта  служба  давно  составляла
               тайный предмет его желаний. Он видел, какими заграничными[какими славными] вещицами
               заводились господа таможенные и какие фарфоры и батисты пересылали кумушкам и сестрам.
               Не раз говорил он со вздохом: “Вот бы куда перебраться: и граница близко, и просвещенные
               люди. [Далее было:  Кроме главных доходов, ему приходили очень часто на мысль тонкие
               голландские  рубашки  (он  очень  любил  чистоту)  и  особенный  сорт  французского  мыла,
               сообщавший  необыкновенную  белизну  коже  и  свежесть  щекам.  ]  А  какими  тончайшими
               рубашками  мо<жно?>[Фраза не  дописана.  ]  Надобно  заметить,  что  герой  наш  —  большой
               любитель  чистоты и опрятности  и  высоко  уважал  особенный  сорт  французского  мыла,  [и
               давал  большую  цену  особенному  французскому  мылу]  названия  которого  не  припомним,
               который  сообщал  необыкновенную  белизну  коже  и  свежесть  и  который  на границе очень
               легко  было  достать.  Итак, он  давно  бы  перешел  в  таможню,  но  тогда[Далее  начато:  были
               другие] отвлекали выгоды по строительной комиссии, и он судил справедливо, что комиссия
               все-таки была уже синица в руках, а таможня — журавль в небе. Теперь же он решился, во что
               бы то ни стало, добраться до таможни, и добрался.

                                                        К ГЛАВЕ XI

                     Пист Пистович был характера самого кроткого, какой только когда-либо был видыван на
               свете:  жизнь  свою он провел в  беспрестанном  хождении  по  своей  комнате  в  халате,  [Над
               строкой  записано:  он  вел  большей  частью  <в>  халате]  курении  трубки  и  в  постоянном
               размышлении об одном предмете, впрочем [несколько], именно: почему зверь[Далее начато:
               не  так]  родится  зверем,  нагишом,  а  не  так,  как  птица,  вылупливаясь  из  яйца.  Феопист
               Пистович  был,  напротив,  то  что  называется  по-русски,  богатырь  и  плечистая  натура:
               поминутно  оказывал  расположение  разгуляться:  кого-нибудь  да  прибьет.  [Над  строкой
   247   248   249   250   251   252   253   254   255   256   257