Page 35 - Мертвые души
P. 35
“Всё, знаете, лучше расписочку. Не ровен час: всё может случиться”.
“Хорошо, дайте же сюда деньги!”
“На что ж деньги? у меня вот они в руке. [Сейчас] Как только напишете расписку, в ту же
минуту их и возьмете”.
“Да позвольте, как же мне писать расписку? Прежде нужно видеть деньги”.
Чичиков выпустил из рук бумажки Собакевичу, который, приблизившись к столу и
накрывши их пальцами левой руки[и накрывши пальцем левой руки бумажки] другою
написал на лоскуточке бумаги, что задаток двадцать пять рублей государственными
ассигнациями за проданные ревижские души получил сполна. Написавши расписку, он
пересмотрел еще раз ассигнации.
“Бумажка-то старенькая”, произнес он, [сказал он] рассматривая одну из них на свет:
“немножко разорвана, ну, да [уж] ничего: между приятелями нечего на это глядеть. Очень рад,
что случай мне предоставил такое приятное знакомство. А женска пола не хотите?”
“Нет, покорнейше благодарю”.
“Я бы не дорого и взял. Для знакомства по три рубли за штуку”.
“Нет, благодарю. В женском поле я не нуждаюсь”.
“Ну, когда не нуждаетесь, так нечего и говорить. На вкусы нет никакого закона. Кто
любит попа, а кто попадью, говорит пословица”.
“Еще я хотел вас попросить, чтобы эта сделка осталась между нами”, сказал Чичиков.
“Да, уж само собою разумеется, третьего сюда нечего мешать: что по искренности
происходит между короткими друзьями, то должно и остаться во взаимной их дружбе. [в их
взаимной дружбе] Прощайте! Прощайте! Благодарю, что посетили. Прошу и впредь не
забывать. Если выберется свободный часик, приезжайте пообедать, время провесть. Может
быть, опять случится услужить чем-нибудь друг другу”.
“Да как бы не так”, думал про себя Чичиков, севши в бричку. “По два с полтиною содрал
за мертвую душу! Верно был, подлец, частным приставом, а после, я думаю, служил и в
таможне и в казенной палате. Это наверно, это и по лицу видно. Да, должен быть бестия не
последняя. Старого леса кочерга! Даже фрак его так [точно] пахнет, как в присутствии”. Он
привстал несколько, оглянулся назад. Дом барской был еще виден и на крыльце стоял
Собакевич, как казалось, приглядывавшийся, куда гость поедет.
“Подлец, до сих пор еще стоит!” проговорил он с досадою и велел Селифану,
поворотивши к крестьянским избам, отъехать таким образом, чтобы экипажа нельзя было
увидать с господского двора. Ему хотелось расспросить о дороге к Плюшкину, но не хотелось
об этом дать знать Собакевичу.
Он выглядывал, не попадется ли где мужик, и точно, скоро заметил мужика, который,
попавши где-то претолстое бревно, тащил его на плече к себе в избу.