Page 50 - Мертвые души

сходя с места, вынул бы из кармана деньги и дал бы вам по тысяче и еще даже[и всё даже]
бумажками. Но что ж делать, не могу, не имею достатков”.

“Ну, батюшка, хоть по две копеечки-то прибавьте. Ведь это вам всего на всего, может
быть, придется рубль с пятиалтынным”.

“По две копеечки, извольте, готов”, сказал Чичиков. “Сколько их у вас? Вы сказали,
кажется, семьдесят?”

“Нет, батюшка, семьдесят пять”, сказал Плюшкин.

“Да, или семьдесят пять. Тридцать два раза 75 это будет… это будет 22 рубли. Да, так и
выходит: я вам дам[Вместо “Да, так ~ дам”: Я вам как раз так и дам] пятнадцать рублей
бумажками, а семь серебром”.

Плюшкин взял счеты и поверил сначала один раз, а потом и другой, а после того[а после
этого] еще долго поверял губами. “Так, батюшка, так. Только дайте уж бумажек на все
двадцать, с меня-то все требуют бумажками”.

“Извольте, извольте”, говорил Чичиков: “Вам я всегда готов служить всем, чем
могу”.[Далее начато: Вот] Он вынул из кармана бумажник и дал Плюшкину две красные
ассигнации и полтинник, которые <Плюшкин> взял в обе горсти[Вместо “которые ~ горсти”:
который взял обеими руками] и нес их так же[а. нес их так же; б. нес их держа; в. Как в тексте]
осторожно, как человек благочестивый несет просвиру. Подошедши к бюру, он переглядел их
еще раз и уложил тоже с чрезвычайною осторожностью[уложил тоже с такою
предосторожностью, как укладывают слишком спелый персик] в один из ящиков его бюра,
где, верно, им суждено быть погребенными до тех пор, покамест отец Карп и отец Поликарп,
[а. до тех пор покамест; б. до самого погребения; в. до тех пор, покамест отец к неописанной
радости наследников] два священника той деревни, [два деревенские священника] не погребут
его самого, [не погребут самого хозяина] к неописанной радости зятя[его зятя] и дочери, а
может быть, отчасти и [того] капитана, который приписывался к нему в родственники.
Спрятавши деньги, Плюшкин сел в кресло и уже, казалось, больше не мог найти[больше не
находил] материи, о чем говорить.

“А что, вы собираетесь ехать?” сказал он, заметив небольшое движение, которое сделал
Чичиков для <того> только, чтобы достать из кармана платок и высморкаться.

Этот вопрос напомнил Чичикову, что, в самом деле, ему незачем было долее оставаться.
“Да, мне [уже] пора”, произнес он, взявшись за шляпу.

“А чайку-то?”

“Покорнейше благодарю. Пусть когда-нибудь в другой раз”.

“Как же! А я приказал-то наставить самовар. Я, признаться сказать, сам[-то] не пью чаю.
Напиток[-то, знаете, ] дорогой, а цена на сахар поднялась немилосердная. [Вместо “Напиток ~
немилосердная”: Куда мне употреблять такой дорогой напиток! и цена-то на сахар поднялась
такая немилосердная. ] Эй, Прошка! не нужно самовара! сухарь отнеси Мавре, слышь, пусть
опять его положит на то же место. Или нет, подай его сюда: я ужо отнесу сам. Прощайте,
батюшка. Да благословит вас бог, а письмо-то к председателю вы отдайте, да пусть прочтет,
он мои старый знакомый. Ведь мы с ним однокорытники были, по заборам лазили…
Прощайте, батюшка! Век не забуду вашей услуги: порадовали старика”.